— Ваш хозяин хочет меня видеть? — спросила она коротко и без особого восторга.

— Мой работодатель, мисс, — почему-то обиженно уточнил секретарь. — Вы правы, да, он хотел бы с вами поговорить.

Гленда с тоской подумала о том, что когда она вернётся, её прекрасное место у окна будет уже занято, и как бы вообще не пришлось стоять до ближайшей крупной станции, но поднялась. Осмотрелась, думая, кого из попутчиков безопаснее обременить присмотром за её багажом. Не багажом даже — большой корзинкой с парой смен белья, принадлежностями для умывания, старым верным другом Шатуном и пирогом пахаря. Последнее, что она приготовила на небольшой кухне в домике в горах, который с такой любовью обставляла. При мысли о том, что она надеялась съесть этот пирог с догнавшим её и извиняющимся Наттом, она снова почувствовала предательское жжение в глазах, и снова её остановил голос секретаря:

— Позвольте, я донесу.

Он протягивал руку к её корзинке. Ну, по крайней мере, они позаботились, чтобы её вещи не пропали из-за прихоти его светлости. Что, интересно знать, ему надо? Может, она вообще теперь под арестом, за то, что столько лет провела в стане потенциального врага?

— Простите мне некоторое нарушение этикета, — пробубнил секретарь вполголоса, когда они вышли в проход. — Но, думаю, будет лучше, если я пойду вперёд.

— Да пожалуйста, — пожала плечами Гленда.

Что ж, обычно пленных ведут перед собой. Хотя, тут же одёрнула она себя, Ветинари достаточно сказать, что он желает тебя видеть, и ты придёшь, даже если никакого конвоя не будет, и даже точно зная, что тебя арестуют. Потому что иначе… А что, собственно, иначе? Все так боятся Ветинари, его тайных агентов и его собственных навыков наёмного убийцы, что никогда не продолжают. А ведь вполне может быть, что никакого “иначе” просто не существует, как той самой воображаемой дубинки. Вернее, пару раз он организовал это самое “иначе” нескольким людям, и теперь этого достаточно для внушения страха. Но совсем не факт, что он будет так стараться во всех случаях.

На секунду ей захотелось хулигански остановиться и сказать: нет, я передумала! Не пойду я ни к какому патрицию, а если ему так надо — пусть изволит сам ко мне подойти. Но — её вещи уже были в руках его секретаря. Умно, чёрт его дери! Да и потом, ей было действительно интересно, чего хочет Ветинари. Кроме того, они в этой истории, вроде как, оказались на одной стороне. Иначе она не тряслась бы сейчас в этом поезде, не рисковала изодрать подол серенького льняного платья, перепрыгивая между вагонами, а сидела бы в вычурном наряде (потому что так положено) в парадном зале у Госпожи, отмечая успешное (для Госпожи) окончание переговоров.

В бронированном вагоне, у входа во внутренние помещения, Стукпостук, деловито постучав в дверь и повернув ручку, пропустил Гленду вперёд.

— Я арестована? — без приветствия поинтересовалась она, сложив руки на груди.

Сидевший за обеденным столом Ветинари, кажется, чем-то подавился — во всяком случае, он кашлянул и поднял обе брови. По меркам Ветинари, насколько успела изучить Гленда за время его кратких и нечастых визитов к Госпоже, это было максимально возможное проявление эмоциональности.

— О, боги! — наконец заговорил он. — Конечно, нет. Стукпостук, что ты сказал нашей гостье?

— Ничего, сэр, — снова обиженно отозвался секретарь, — только то, что вы мне велели, ваша светлость.

— Некоторые вещи можно понять и без слов, — пожала плечами Гленда. — И, насколько я понимаю, мы с Убервальдом сейчас находимся в состоянии холодной войны.

— Ваши оценки, как всегда точны, мисс Гленда, — кивнул Ветинари. — Но я совершенно не вижу, почему из-за этого нужно арестовывать верных граждан Анк-Морпорка.

— Откуда вам знать, что я — верная гражданка Анк-Морпорка? — фыркнула Гленда. — Может, я шпионка.

Ветинари окинул её взглядом. Этот взгляд суммировал всё: и её дешёвое платье, и засунутый за манжет билет третьего класса, и скромную корзинку, которая уже стояла у её ног, и постановил — шпионы так не выглядят. Во всяком случае, шпионы леди Марголотты. Вслух же патриций сказал:

— Дорогая мисс Гленда, мне вполне достаточно того, что после более чем шести лет счастливой, как я смею надеяться, жизни в Убервальде, вы всё ещё говорите “мы” об Анк-Морпорке. И ещё того, что я видел на званом ужине, где мы с вашим женихом несколько разошлись во мнении об обязанностях хорошего правителя, — на словах о женихе Гленда, сама не зная почему, вспыхнула, но Ветинари продолжил, будто не замечая этого. Поднялся, обошёл стол и даже отодвинул стул напротив себя, сделав Гленде приглашающий жест: — Прошу, садитесь.

То, что она послушно села, Гленда могла объяснить только одним — шоком. И, пока она пребывала в этом шоке, патриций вернулся обратно на своё место, велел секретарю удалиться, а затем сам налил в новую чашку чай и протянул её Гленде.

Лишь сделав первый глоток и осознав, что такого хорошего чая ей давно не доводилось пить, она отмерла.

— Что вы хотели? — выпалила она, потом поняла, что это прозвучало крайне нелюбезно и постаралась исправиться: — Я имею в виду, чему я обязана удовольствию вас видеть? — впрочем, светского тона она, как ни старалась, никогда не могла от себя добиться, так что прозвучало скорее язвительно, чем вежливо, но Ветинари почему-то улыбнулся.