— Паш…

— Мне для этого женщина не нужна.

— Если ты на меня сердишься, так я ещё раз говорю, я просто так… — я вообще не понимаю, о чём он. Что я сделала? А он продолжает:

— Раз в две недели сюда приходит уборщица. Она чистит плиту, моет кухню, сантехнику, полы. По мелочи я и сам могу прибраться. Еду для себя я могу купить, заказать. Заехать куда-нибудь пообедать, в конце-концов.

— Паш, ну магазинным плохо питаться… Там всякой дряни может быть…

— Почему? Ты готовишь из таких же продуктов. Всё равно мы полностью здоровыми не умрём, — он ждал моего ответа, но я молчала. Дачи со своими овощами и собственного хозяйства, у меня, конечно, нет. Но дома я хоть знаю, как и из чего приготовила. Это всё свежее, всё по технологии. Прожарено, пропарено.

— Домашнее полезнее… — что я могу ему ответить. Если жена у них не готовит, так наверно там есть кому об этом заботиться. — Ты что, дома ничего не ешь?

— Дома у меня этот вопрос решён. Сыну готовит няня. Кроме неё у нас есть помощница по дому.

— Но здесь-то у тебя нет помощницы, — осторожно напомнила я. Уборщица ведь ему не готовит, да и рубашки вряд ли гладит. Мне хотелось закончить этот разговор. Но не получалось.

— Здесь мне постоянная помощница не нужна. Я не беспомощный. Я тут один и бываю редко.

— Паш… Я поняла. Я к твоим вещам больше не прикасаюсь, если тебе это так неприятно. И в твой быт не вмешиваюсь.

— Да просто… — он огляделся и подобрал свой носок. — Мне иногда кажется, что у вас это смысл существования — собирать по квартире носки и ругаться, что они разбросаны. Убери это — что останется?

— Я тебя не понимаю.

— Что вы так вцепляетесь в эту бытовуху? Вам обязательно надо готовить, стирать, убирать? Как будто без этого обслуживания я умру. Вот эти носки — он потряс в воздухе носком. — За мной собирает три женщины. Моя жена, моя мама и наша уборщица. И ещё ты хочешь сюда же?

— Паш…

— Уборщице я хотя бы плачу, и маме с Леной это всё давно делать необязательно. Тем более, с носками я образно. Дело не в них, — он выдохнул и продолжил. — Вот забери у вас это всё — ваше вечное мельтешение, и вас как-будто смысла жизни лишают! Всё забери — пусть готовкой, уборкой и ребенком занимаются приглашённые люди, и у вас как почву из-под ног выбивает. Больше ничего не остаётся. Кроме знаешь чего?

— Чего? — спросила я.

— Вытрахивать своему мужику мозги. Ведь больше заняться нечем.

— Ты на своих жену и маму злишься, а срываешься на мне, — не выдержала я.

— Потому что ты делаешь в точности то же самое.

— Я просто переживала, что ты голодный. Я о тебе хотела позаботиться!

— Обо мне всю жизнь моя мать заботилась. Своей жизнью она не жила. И чего она добилась? Сейчас вцепилась клешнями в Коляна. Портит мне пацана своей сверхопекой. Я уже их общение начал ограничивать. Там что Лена, что бабушка, что няня такая же, потому что потакает их хотелкам.

— Паш, твоя ведь мама — преподаватель в институте.

— И ты думаешь, она горела работой? У неё был сверху “товарищ,” — Паша рубанул в воздухе ладонью. — И всё у неё шло как по приказу. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Никогда её всерьёз преподавательская деятельность не интересовала. Оклад — да. И ещё, чтобы я помнил, что я из интеллигентной семьи и не позорил её. Не был как мой… — он остановился, взглянув на меня. — Не важно. И чтобы Пашечка всегда был тепло одет и накормлен.

С тех пор ты не носишь шапки и шарфы не завязываешь — добавила про себя я. Мама довела сверхопекой, а жена, видимо, наоборот, лентяйка. А я попала вот под горячую руку.

— Забери у них сейчас Кольку, они не будут знать, чем заняться… — Паша выдохся. Нашёл свою рубашку, надел. Уставился на меня.

— Что ты молчишь?

— Паша. Есть работающие женщины. И они точно так же приходят домой и делают домашние дела. Потому что кто-то должен их делать. А как-то так заведено, что этот кто-то — не мужчина. Вот твои домработницы, за деньги у тебя всё приготовив и перемыв, идут к себе домой и там делают всё то же самое, только уже бесплатно.

— У меня не рабские условия работы. Тепло, светло, мухи не кусают. Плачу я хорошо, да и компания я и мой сын, думаю, приятная. Так что, какие ко мне претензии?

— Никаких к тебе нет. Ты привык жить так, а я не могу представить, что у меня будет чужая женщина в квартире прибираться. Такая же, как я. Как-будто у меня самой руки отсохли, и я свои окна, потолки и полы не помою. И детям своим я хочу сама готовить еду. Но я и работать успеваю. Ты думаешь, я для красоты в кондитерской нашей стою, чтобы пирожные и кофе лучше раскупались? Тоже, как пироженка. Или как мороженка.

— Тебе не нравится там работать?

— Дело не в “нравится” или “не нравится”, а в том, что надо.