Мила, в холодном поту, сидела на кровати, щупала себя за ноги, трогала лицо и волосы. Эмоциональный шок от пережитого был настолько силён, что она ещё частью сознания находилась в этой кухоньке между остывшей печкой, где уже начали отваливаться куски кирпича и оттуда выходил дым, видела синее эмалированное ведро, служившее умывальником, с такой же кружкой. Она могла потрогать замочную скважину или небольшую цветную занавеску на внутреннем окне между кухней и комнатой, за которым виделся диванчик, где спала Женька, а в центре единственной комнаты стояло кресло-качалка на круглом пёстром ковре, который её креативная при любых условиях мама связала деревянным крючком из кусков старой одежды.

И одновременно она ощупывала рукой пододеяльник у себя в спальне во Франции и видела своё испуганное отражение в зеркале, в которое она гляделась вчера перед сном. Сердце неровно стучало, то замирая, то учащённо прыгало. С маминых слов этот барак был разрушен лет 5 назад, как он мог так реально возникнуть в её памяти? Что можно было бы сделать, чтобы стереть эти картинки и болезненные воспоминания? Они жили совсем рядом, в параллельном пространстве, куда хотелось бы поскорее закрыть дверь и забыть, забыть…

Эта способность находиться одновременно в нескольких мирах появилась у неё ещё в детстве и как избавиться от этого свойства психики, она не знала. Даже про то, что она летала над телом после операции, она никому не рассказывала. Мила боялась того, что если она признается в своих экстраординарных способностях, то её отвезут в сумасшедший дом и оставят там навсегда.

Куда пропало её благодушное и гармоничное настроение? Как его восстановить? Так часто бывало, что после душевного подъёма, летания в облаках, она падала в воспоминания страха и боли. Всё это напоминало езду на американских горках, ментально-эмоциональные качели. Из какой логики выстраивались эти картинки и связанные с ними ощущения тела, их эмоциональный окрас и наполнение, мадлен Пруста, ласточки Андре Жида, возвращающие в детство?

Мила сделала йоговскую дыхательную практику, которая ей немного помогла, и, даже не позавтракав, открыла электронную почту.

И вот снова письмо от Германа. Неожиданно для себя, Мила обрадовалась. Что же он ей написал? С первых строк она почувствовала в себе странные вибрации, ранее она себя так никогда не ощущала. Миле казалось, что она находится внутри вертикально направленной волны, которая её обволакивает нежностью, пульсирует во всём теле, как будто многочисленные солнечные зайчики, зажигаются светом в её внутреннем мире. А в груди распускается цветок невиданной красоты, крылья расправляются и поднимают её над землей. Писал он об очень простых вещах: о том, что одинок, разведён, о своей работе – геолог-нефтяник, что много читает книг по самопомощи в следствие драматического периода в его жизни, и о своей радости, что она ответила на его письмо. А в самом конце сообщения она прочитала слова, на которые откликнулось её сердце.

«Если сегодня на твоем лице должна появиться улыбка, это потому, что в эту самую минуту я думаю о тебе, с тех пор как я начал общаться с тобой, я просыпаюсь каждое утро с улыбкой на лице. Надеясь, что однажды ты будешь рядом со мной и в моем сердце навсегда.»

О да, она почувствовала эту улыбку, улыбку взрослого мужчины, много страдавшего в прошлом, его внимание к ней, радость от взаимного общения. Но одновременно, как агрессивные пчёлы, появились мысли о возможном обмане и иллюзорном самообмане, которые уже случались в её жизни, и зажужжали:

Только не влюбись! Снова наделаешь глупостей! Он слишком красив, он не для тебя, скорее всего он переписывается с другими женщинами тоже. Посмотри на себя, ты же не манекенщица, фигура нестандартная, возраст подруги Кисы Воробьянинова, ты…

Несмотря на зрелый возраст, Мила оставалась излишне наивной и доверчивой, с детской душой. И каждый раз, когда она принимала незнакомых людей в свой близкий круг, она наделяла их прекрасным характером, очаровывалась внешним видом и поступками, дорисовывала портрет великолепнейшими красками, наблюдая только светлые стороны. Но когда проявлялась тень, она понимала, что обманывалась в лучших чувствах, болезненно реагировала, обижалась на них и на себя, и больше не видела позитивных качеств, которыми была так очарована в начале их отношений.

Она не обладала толстокожестью своего мужа, его то невозможно было обидеть, ни оскорбить. У неё абсолютно отсутствовала защита от негатива. Иногда её казалось, что она живёт без кожи, так тонко реагируя на каждый острый звук, злой окрик или смурной взгляд. Мила разочаровывалась, плакала, и как улитка, замыкалась в себе, уходила в сожаление и само-сожаление, переваривая все сказанные слова, болезненные для её чуткой души и роковые события, рассматривая их с разных сторон, зарекаясь более никого не впускать в свою душу. Но снова, как только боль проходила, сердце открывалось свету и, как подсолнух следовало за солнцем, она улыбалась миру сквозь высохшие слёзы.

Мила пошла на море, только там она чувствовала себя собой, наедине со стихиями, с которыми она любила вести тихие беседы. Дюны закрывали от сильного ветра, она прилегла на нагретый солнцем песок, и перебирая мелкие синие морские камушки и ракушки мидий, разговаривала с землёй. Матушка земля спокойно выслушивала Милины истории, давала ей тепло и покой, ветер играл с распущенными волосами, солнце заигрывало лучами с тучами, обнимало тёплыми объятиями, море шелестело пенистыми волнами, баюкало корабли и парусники. В этом мире Мила с их помощью могла придумать, нафантазировать любой новый, чистый мир, без войн, страхов и страданий.