Так и началась моя малая война в горах.

* * *

Не думаю, что имеет смысл утруждать читателя долгими описаниями вылазок. Они были крайне скучны, в том аспекте, в котором это слово вообще можно применить к войне. Тракт кишел патрулями Нак Кинелли, ублюдки рыскали по холмам, но поймать нас им так и не удавалось. Наша жизнь превратилась в долгие переходы по гребням гор. Целые дни, когда мы могли лишь лежать на скале и следить за перемещениями врага, и всё ради короткой — в пару минут — схватки и очередного трофея.

Такая война стирается из памяти очень легко. Я до конца жизни буду помнить каждое мгновение битвы за Анвуарат, величайшее напряжение человеческих сил, но с трудом могу вспомнить события тех дней в северных горах. Остались лишь редкие моменты.

Нельзя, впрочем, сказать, что это было легко. Мы много раз оставались на волоске от гибели. Однажды меня и ещё трёх горцев увидели на рассвете при подъёме на отвесную скалу. Стрелы и дротики бились в камень слева и справа, один из бойцов Нак Обби сорвался, но остальные выбрались.

В одной из засад я схватился с странным равнинником — он, казалось, не чувствовал боли. Я не помню, как он выглядел, помню лишь то, что пробил ему горло ударом копья. Равнинник сражался, булькая кровавыми пузырями, ещё минуты две, пока не упал. Какая магия может так одурманить человека?

Забавно, ещё вчера я хотел рассказать, что встретил там в горах легендарных таелибов — степняцких культистов смерти, сражавшихся двумя кривыми кинжалами. Но, нет, это было в родных болотах, на пятый год моей войны с Тёмным Тираном. Спустя полвека события смешиваются и перемалываются в некую муку, из которой разум печёт воспоминания. Так что я сосредоточусь на том, в чём точно уверен.

Я помню, как избавился от привычной одежды королевского рыцаря, переоделся в местный плед и перестал наконец мёрзнуть. Оказывается, у горцев есть две родовые расцветки — детская и взрослая. Взрослую может носить только воин, заслуживший это право в боях, а вот детскую — любой. Отличались они двумя светлыми полосами по северной стороне квадрата, и изрядно напоминали разницу цветов между старшими и младшими лесными кланами.

Чем больше я общался с горцами, тем ближе мне они становились. Агломанны-равнинники чужды простому клансманну, большинство из нас и не считает их за родичей, но горцы… В горцах легко увидеть тех людей, что ушли от Великого Мора на тот берег залива, предпочтя холод гор тлену и смерти в родных краях.

Так что я стал что-то типа ребёнка рода Нак Обби, а мой плед послужил источником многочисленных шуток. Быть может, мне тогда стоило сделать себе одежду из родных полос моего лесного клана. Благо было и время и материал, и способные к шитью руки, да не хотелось обижать горцев, доверившихся мне.

В один месяц мы так осмелели, что напали на идущий по тракту караван. Заветы требуют не трогать путника, поэтому мы много думали как же нам лучше поступить, и в итоге поймали Нак Кинелли на жадности. В стороне от дороги разбили топорами телегу и накидали на траву золотых украшений, причём чуть дальше броска камня, там, где завет уже не действует. Ублюдки перессорились друг с другом, споря кто же спустится и соберёт добычу и при этом не утаит долю остальных. Так ругались, что по итогу просто побросали стадо и все вместе сошли с дороги. Мы же заранее вырыли ямы, накрыли их плетёными крышками и дёрном с травой, а потом выскочили как черти из-под земли. Нак Кинелли даже дёрнуться не успели, как мы пустили им кровь. Увели почти четыреста голов скота в тот день.

* * *

Не простили нам ублюдки Нак Кинелли того стада. Напали.

Я в то утро стоял во дворе ярлова замка в одной рубахе и показывал горцам правильный бросок через плечо, уж больно хорошо и красиво он у меня получался. Через ворота вбежал малец лет шести и завопил: «Нак Кинелли идут». Часть горцев разбежалась будить и собирать воинов, а я подошёл к парню и как следует его расспросил. Бандиты даже не скрывались. Они шли прямо по тракту, больше сотни глоток, жадных до наших смертей.

Деревенские жители, уже напуганные известием, стягивались из долины в замок, а ярл Грегор сурово и с недовольством их оглядывал. Я подошёл и спросил:

— Чего хмуришься, ярл?

— Если молодой пёс Нак Кинелли захочет взять нас измором — ему это удастся. Зима на носу, а припасов почти нет.

— Мы же столько мяса привели.

— А пользы-то, — он кивнул в сторону погребов. — Одним мясом питаться даже дикари-ойгры не умеют. Рожь и овёс мы у соседей покупали, а теперь со всем этим непотребством… — ярл махнул рукой. — С голодухи, конечно, не помрём, но вот к первому снегу меч в руках удержит от сила половины дружины.

Я посмотрел на ярла.

— Не твой ли покойный отец хотел сделать то же самое с врагами ещё две луны назад?

— Да, — Грегор усмехнулся. — Теперь посмотрим удастся ли нам отстоять свою землю.

Воины собрались во дворе, кто-то уже одетый в стеганки и дедовские кольчуги, а кто-то практически голышом, но все — при оружии. Я быстро прикинул по головам и приуныл. Восемь десятков в лучшем случае. Число не на нашей стороне. В дальней углу двора к хлеву испуганно жались деревенские. Ярл проследил за моим взглядом и сказал в сторону, обратившись к слуге: