На светскую жизнь Константинополя политические события никак не повлияли. Мы с женой и четырьмя детьми жили на вилле в Еникее на берегу Босфора рядом с летней резиденцией нашего посольства. Приемы, соревнования парусных яхт, матчи в поло, балы и тому подобные развлечения делали нашу жизнь приятной и разнообразной. Я выписал себе яхту из Пулы и принял участие в регате; в конце сезона я даже выиграл первый приз. Дважды в неделю мы играли в поло на большом лугу в Бююкдере, на том месте, где некогда Готфрид Бульонский и его крестоносцы разбивали свои шатры. На стамбульской площади Ат-Мейданы [19] я приобрел чудесного арабского жеребца, невысокого в холке, но очень быстрого, который принес мне победу в скачках на короткую дистанцию. Я также выиграл в напряженной борьбе Гран-При-дю-Босфор; нас, соревнующихся, было 12 человек. Представитель концерна Круппа попросил меня выступить на его лошади, и я упорно тренировался, следуя инструкциям моего брата Иштвана, которые он мне передавал в письмах. В то время Иштван был чемпионом в одном из видов конного спорта. В скачках с препятствиями участвовал князь Колонна, кузен жены итальянского посла; его лошадь упала и сломала шею, а ездока в бессознательном состоянии вынесли с ипподрома. К счастью, я оказался поблизости, и мы, не теряя времени, перевезли его на паровом катере в итальянское посольство. Через несколько дней мне стало известно, к большому моему облегчению, что жизнь князя Колонны вне опасности. Двадцать шесть лет спустя я встретил его в Венгрии как итальянского посла.

После значительных успехов в спорте я твердо решил выступить за Венгрию в международном турнире по теннису и выиграть. Когда мой первый офицер был переведен на другую должность, я предложил на его место кандидатуру лейтенанта Арваи, и не только потому, что он был прекрасным моряком. Этой весной он занял первое место в турнире по теннису среди военнослужащих нашей армии и флота. Однако капитан судна британского посольства имел те же намерения, и он взял себе в помощники чемпиона армии и флота по теннису. Его мы не смогли победить в одиночном поединке, но нам удалось одержать победу вдвоем с Арваи в противостоянии с англичанами.

Я до сих пор вспоминаю, как мы гордились нашими победами, и я ощущаю те же чувства, что переполняли меня тогда.

Как было заведено, на зиму посольства возвращались в город. Мы поднимали якорь и шли на стоянку у Топхане, артиллерийского арсенала.

После начала работы парламента политическая жизнь страны вернулась в относительно мирное русло. Султан Абдул-Хамид II, который никогда до этого не осмеливался выезжать за пределы дворца Йылдыз, не считая расстояния в несколько сот метров, отделявших его от мечети, теперь начал проявлять интерес к жизни народа. Он явился в Стамбул и был встречен его жителями с должным почтением. Все же он не мог отказаться от абсолютной власти, и его великому визирю Камиль-паше, который поддерживал Конституцию и парламентскую систему, приходилось нелегко. Он не мог повлиять на султана, чтобы тот своими действиями не провоцировал мятеж против своей власти, подготовку которого, по иронии судьбы, он невольно доверил недостойному сыну достойного Камиль-паши.

К нам приехали в гости мой тесть и свояк с женой, и я наметил поездку в Стамбул, чтобы они могли посмотреть мечети и посетить городской базар. В намеченный нами день нас разбудили утром частые выстрелы. Магазины были закрыты, и по улицам в одиночку и группами бродили солдаты. Я пытался выяснить в посольстве, что происходит. Все, что они могли мне сообщить, – это то, что орудия размещаются на мосту, перекинутом через Золотой Рог и соединявшем Галату со Стамбулом. Мы решили выйти из города и направились к Эюпу, но близ дворца Долмабахче улицу перегородил отряд конницы. Офицер подошел к нашему экипажу и попросил нас повернуть назад. Он был сыном Джемиль-бея, который был длительное время турецким послом в Париже. Мы познакомились с ним на официальных приемах. Он знал не больше, чем работники нашего посольства, что в действительности происходит. Вероятно, восстали отдельные воинские части, и его полк получил приказ перекрыть дороги, ведущие к дворцу Йылдыз. Он поручил одному офицеру проводить нас домой.

Во второй половине дня некоторые офицеры были арестованы своими солдатами; многие были убиты. Джемиль-бею удалось уговорить своих людей сложить оружие, но сам он предпочел спастись бегством. Мятежники направились к резиденции парламента и потребовали отставки правительства. Командующий генерал Махмуд Мухтар-паша попросил у султана разрешение открыть огонь, но не получил ответа. После того как министр юстиции и морской министр были застрелены восставшими, он позвонил снова, заявив, что оставшиеся лояльными ему части начнут колебаться, если не начать действовать сразу и решительно. Ему было категорично запрещено прибегать к оружию.

Махмуд Мухтар-паша написал мне послание с просьбой спасти Джемиль-бея и сообщить ему, где он скрывается. Когда наступила ночь, я послал моторную лодку с офицером с заданием установить связь с Джемиль-беем, что ему удалось сделать, и перевезти его на «Таурус». Мы переодели его в форму морского инспектора. Двумя днями позже он смог уехать в Триест на одном из пароходов Ллойда вместе с женой и ребенком, которых я тоже перевез на борт своего судна.

Получив сообщение, что Константинополь находится в руках мятежников, командующий войсками в Салониках Махмуд Шефкет-паша двинул свои войска на город, чтобы очистить его от них. Он разбил лагерь под стенами города и стал следить за развитием ситуации, надеясь действовать так, чтобы пролить меньше крови. Тем временем я послал отряд матросов для охраны посольства. Утром я получил сообщение, что рота турецких войск движется к посольству, и я сразу же поспешил туда. Оказалось, что это были кадеты, которых Шефкет-паша послал охранять посольство. Вместе с нашим военным атташе я часто выезжал из города, чтобы понаблюдать, чем занимаются осаждавшие. Офицеры, конечно, хотели узнать, что происходит в городе; мы спрашивали их, когда они намерены атаковать, но они и сами не знали. Распространился слух, что Махмуд Шефкет-паша ждет пятничного намаза, на который собирался весь гарнизон.

Напротив мечети, к которой султан обычно подъезжал в экипаже с великим визирем, сидевшим напротив султана, стояло здание с большими зеркальными окнами. Представители иностранных держав могли, не выходя из здания, наблюдать за торжественными церемониями и войсковыми парадами. На этот раз все прошло без происшествий. В любом случае ни один офицер не участвовал в параде; во главе всех полков были ветераны, старики-бородачи из низших чинов. Как обычно, в экипаж султана были запряжены лошади липицианской породы, которые были подарены нашим монархом; но на этот раз паши не шли рядом с экипажем, как это было принято.

Наконец день атаки настал. Нас разбудил гром орудий, и я сразу же направился в посольство. Граф Паллавичини рассказал мне, что ружейная пуля ударила в стену над его кроватью и рикошетом задела его руку. Хотя бои происходили у арсенала, мне удалось попасть на «Таурус». Вскоре прибыл корабельный врач. Когда он плыл в лодке к кораблю, вокруг него начали свистеть пули, на излете падая вокруг него в воду, и тогда он, словно спасаясь от дождя, раскрыл свой зонт, чем сильно нас рассмешил.

К полудню исход сражения был ясен всем. Генералу Хуссейну Хюссни была поручена деликатная миссия – сообщить султану, что он низложен, которую он выполнил с величайшим искусством. Он сказал султану, что пришел спасти ему жизнь и что специально подготовленный обоз ждет его, чтобы перевезти его вместе с гаремом в Салоники. Султан имел обыкновение пополнять свой гарем новыми обитательницами каждый год на праздник Курбан-Байрам, и новая жена и ее одалиски селились во дворце Йылдыз. По оценкам, надо было перевезти около трехсот жен. Остались в городе всего тридцать три.