Шрифт:
Может быть, именно благодаря полученному мной опыту судовождения мне удавалось передавать изображаемый предмет с предельной точностью и ясностью. Прошло несколько месяцев, и профессор с большой похвалой начал отзываться о моих работах; он сказал, что мне удается добиваться сходства с большей убедительностью, чем другим его ученикам. Так как мне больше всего нравилось писать пейзажи, натюрморты с охотничьими трофеями и лошадей, я по совету профессора часто посещал Художественный музей, чтобы копировать произведения великих мастеров. Обратной стороной этого занятия было то, что становишься центром общественного внимания.
На протяжении пяти лет почти все свое свободное утреннее время я посвящал рисованию. В завершение моих занятий я решил попытаться нарисовать в Бад-Ишле портрет его величества. Но, конечно, я ничего не сказал ему об этом. Я видел его каждый день за вторым завтраком в половине третьего. Когда я сидел напротив него, то внимательно изучал черты его лица, запоминал их и переносил на полотно в моем служебном помещении. Два генерал-адъютанта и камердинер императора, которые знали его лучше, чем кто-либо еще, признавались мне, что не видели прежде столь разительного сходства портрета с живым человеком. Я говорю это не для того, чтобы лишний раз сказать о себе. Мне удалось этого добиться, потому что мне стала знакома каждая морщина его лица, каждый жест, ведь я изучал его целыми неделями. Его величество ни разу не позировал портретистам более одного раза, и сеанс длился краткое время.
Однажды первый камердинер старина Кеттерер пришел спросить меня, может ли он взять написанный мной портрет. Его величество желал посмотреть его. Когда в следующий раз я был на дежурстве, император сказал мне, что портрет ему очень понравился. Для меня занятие живописью было воспоминанием о мирном времени. Портрет я взял с собой в Пулу, а после катастрофы я перевез его в Кендереш. В обоих этих местах он пережил по две попытки ограбления, но в результате пятого все же стал жертвой банды грабителей.
Во время моего пребывания на службе его величества дважды приезжал с визитом кайзер Вильгельм II. В первый раз мы встречали его на железнодорожном вокзале. Наш император был одет в мундир германского фельдмаршала. Когда подъехал императорский поезд, Франц-Иосиф непроизвольно выпрямил спину, и сзади его можно было принять за младшего офицера, несмотря на его 80-летний возраст. Мы сели в вагон, доехав до Хитцинга. Император подошел к окну, а затем, отступив назад, воскликнул: «Эту картину я никогда не забуду!» Рядом со станцией стояли двенадцать экипажей, запряженные белыми липицианскими лошадьми; при появлении состава все они повернули свои головы с одинаковыми отметинами на лбу налево в сторону паровоза.
Когда королевский двор Вены посетил король Черногории Никола Петрович, мне было поручено встретить его еще в Триесте, куда он прибыл на нашем судне «Пеликан», которое часто использовали в качестве яхты. Король Черногории прибыл вместе с командирами пехотного полка. Мундир для него пошил искусный венский портной всего за день. Мундир настолько понравился королю, что он носил его постоянно вплоть до возвращения на «Пеликан» в Триесте.
Его визит был удачным. Король имел привлекательную внешность. Заключив выгодный брак, он породнился не только с сербской, но и русской и итальянской династиями.
В 1910 г. сербский король Петр пытался выяснить, насколько желательным был бы его визит. Переговоры по этому вопросу затянулись. Францу-Иосифу не нравилась династия Карагеоргиевичей, которая пришла к власти в результате убийства короля Александра Обреновича в 1903 г. Когда отец Александра Обреновича король Милан был правящим монархом, между Белградом и Веной существовали прекрасные взаимоотношения. Начиная же с 1903 г. Сербия постепенно подпадала под все большее влияние России. Однако сербскому послу сообщили, что его величество примет короля Петра в заранее определенный день в Будапеште. Незадолго до намеченной даты визит был отменен по причине его нежелательности. По моему мнению, об этом можно было только сожалеть. Визит, несомненно, улучшил бы отношения между странами, в то время как отмена его могла привести только к усилению напряженности.
Каждый год в начале июля его величество отправлялся в Бад-Ишль, расположенный близ Зальцбурга в Зальцкаммергуте, исторической области в Верхней Австрии. Он проводил там два-три месяца. Бад-Ишль – тихий и живописный курортный городок с большим количеством минеральных источников. Единственное, что могло досаждать отдыхающим, так это часто идущие дожди. Императорская вилла была построена в большом парке, здание окружал настоящий высокогорный лес, в котором водились серны. Кругом вздымались горные вершины высотой около 1500 м и более [22] . Летняя резиденция его величества словно магнит притягивала представителей аристократии. Их примеру следовали зажиточные фабриканты, которые построили красивые дачи в долине реки Траун. Горный воздух и минеральные источники были целительны для здоровья. И множество людей следовали девизу первооткрывателя источников Бад-Ишля: «Самое большое счастье на земле – не быть здоровым, но иметь возможность обрести здоровье».
22
Гора Китран 1524 м.
Здесь его величество был более свободен от условностей придворной жизни. После утренней верховой прогулки он завтракал, затем работал с документами и принимал посетителей. После прогулки в саду в половине третьего ему подавали обед, на котором присутствовали две его дочери: эрцгерцогиня Гизела с мужем принцем Баварским Леопольдом и их двумя детьми и эрцгерцогиня Мария Валери с мужем эрцгерцогом Францем Сальватором. На обеде также присутствовали граф Паар и дежурный адъютант. Если погода позволяла, то обычно во второй половине дня его величество катался на пони в заповеднике, иногда доезжая до охотничьего укрытия, расположенного вблизи логовища оленя. Император, несмотря на свой возраст, был опытным охотником и прекрасным стрелком. Я предложил использовать новейшие оптические средства наблюдения для лучшего обнаружения дичи, но это было напрасно. Его величество терпеть не мог всех этих новомодных устройств; он был столь консервативен, что остался верен своему старому карабину, предпочитая его современным ружьям.