27 апреля 1909 г. парламент провозгласил султаном Решада, брата Абдул-Хамида, под именем Мехмеда V. Шторм утих, и снова все успокоилось. Мир и порядок были восстановлены. Была введена всеобщая воинская повинность, и генералу фон дер Гольцу было поручено провести реорганизацию турецкой армии.

Не было объективных причин, чтобы «Таурус» не смог отправиться в обычное весеннее крейсерство. Мы прошли Одессу и Варну, затем через Сулинское гирло вошли в Дунай и поднялись до Галаца. На обратном пути мы зашли в Константинополь и, миновав Салоники, доплыли до Пирея, где стояла наша эскадрой. На «Таурусе» побывал с инспекцией командующий эскадры.

После возвращения я узнал, что в мое отсутствие пришло письмо; меня спрашивали, готов ли я занять должность адъютанта его величества. Адмирал граф Монтекукколи хотел ходатайствовать о моем назначении. Я ответил телеграммой, что считаю подобное предложение большой честью, но в глубине души мне было жаль расставаться с Босфором. Я не был расстроен, когда узнал, что эту должность временно занял офицер Императорского стрелкового полка. В любом случае у меня еще было несколько месяцев в запасе.

Старина «Таурус» был колесным пароходом, построенным специально для плавания по Дунаю. Боевые возможности его были нулевыми и, более того, на борту не было предусмотрено помещения для посла, когда у него появлялась необходимость отправиться в инспекционную поездку. По этой причине я доложил начальству, что стоит подумать о приобретении подходящей яхты, что было воспринято с пониманием. Была приобретена французская яхта, отвечавшая всем требованиям.

Таким образом, мне было суждено стать последним капитаном «Тауруса». С тяжелым сердцем я покидал Константинополь, где я провел, если не считать временного моего отсутствия, два с половиной года. Я узнал турок в различных обстоятельствах, и они стали мне близки. Это люди сильного и благородного характера, они замечательные солдаты [20] .

Расстаться с послом Паллавичини было тоже нелегко. Я уважал его за благородство, знал его как умного и знающего дипломата. В трудные дни революционных потрясений многие дипломаты были готовы предоставить ему возможность играть ведущую роль в политике. После смерти фон Эренталя пост министра иностранных дел был предложен Паллавичини, однако он выдвинул условия, которые Вена посчитала неприемлемыми. Будь он в то время в здании на Бальхаусплац, до войны, по моему мнению, дело бы не дошло. Однако был назначен фон Берхтольд.

Два месяца спустя после того, как я был назначен главным офицером-координатором на корабль «Император Карл VI» в Каттаро (Котор), состоялось мое назначение адъютантом Франца-Иосифа. Я попрощался с морем, и свежий морской бриз сменил душный воздух города и венского двора.

Его величество имел четырех адъютантов по числу видов вооруженных сил. Первым среди адъютантов, представлявших военно-морской флот, был мой капитан «Сайды», а впоследствии адмирал Закс фон Хелленау.

Я был одновременно счастлив и горд, когда оказался в ближайшем окружении нашего императора, любимого и уважаемого всеми человека. Но те люди, кто видит только внешнее великолепие моей службы, глубоко ошибаются. Служба при дворе, совсем не похожая на прежнюю флотскую, принесла с собой немало трудностей.

Первым делом я представился своему начальству, первому генерал-адъютанту его величества графу Паару. Он занимал свою должность много лет и из всех членов штаба его величества был одним из тех, кто, без сомнения, был ближе всех к нему. Обладая присущим аристократам обаянием, он сделал мне ряд важных намеков и дал много дружеских советов и направил меня к старшему адъютанту, драгунскому полковнику барону Бронну, который был сыном князя Гогенлоэ от морганатического брака. Поэтому в связи с традицией его семейства он не мог носить фамилию своего отца. Три года спустя ему пожаловали титул князя Вайкерсхайма. Вместе с женой графиней Чернин и детьми он жил размеренной и гармоничной жизнью и был счастлив. Вторым адъютантом был граф Хайнрих Ойос, подполковник драгунов Виндишгреца. Его мать была сестрой графа Паара. Это был жизнерадостный человек, всегда готовый пошутить, он был любим всеми. Он был страстным охотником и хорошим стрелком, и поэтому для меня было большим удовольствием ходить с ним на охоту. Третьим адъютантом был подполковник императорского стрелкового полка графа Манцано.

Я также должен был представиться второму генерал-адъютанту барону Артуру Больфрасу, который много лет возглавлял военную канцелярию его величества. У него был очень ответственный пост: в его компетенции было представлять его величеству кандидатуры для назначения на важные армейские должности. Его глубокое знание людей и трезвость суждений делали его незаменимым в этом деле; кроме того, он был человеком большого ума и добрейшей души. Его удивительно отчетливую дикцию его величество очень ценил и не увольнял его, несмотря на преклонный возраст. Военная канцелярия располагалась в императорском дворце, и кроме барона и его помощника там трудились девять или десять работников Генерального штаба. Советником по венгерским делам был тогда штабной капитан барон Ланг.

Во время моей адъютантской службы император Франц-Иосиф имел резиденцию в Шёнбрунне. Дважды в неделю в сопровождении адъютанта он отправлялся в Хофбург, императорский дворец в Вене, к семи часам утра и принимал посетителей. Возвращался он обычно вечером в половине пятого.

Мы, адъютанты, имели официальную резиденцию в Хофбурге, здесь мы работали; подобно этой была также резиденция в Шёнбрунне, где пребывал дежурный адъютант.

Вскоре после моего представления графу Паару было решено представить меня и императору, встречу с которым я ожидал с необычайным волнением. Со времени моей ранней юности вокруг меня велись разговоры об императоре, как о всемогущем недоступном простому смертному властителе, царящем в высших сферах. Теперь мне предстояло встретиться с ним лицом к лицу и ежедневно встречаться с ним на службе. Когда я вошел в его кабинет, его величество сделал мне несколько шагов навстречу. Он был одет в генеральский мундир. Я никогда не встречал человека, в образе которого воплотились бы характерные черты монарха в такой степени, как во Франце-Иосифе. У меня не было впоследствии причин менять свою точку зрения. Он держался с королевским величием без всякой искусственности, так что посетители невольно держали дистанцию. Я сразу же почувствовал, как все мое замешательство испарилось перед его добротой и приветливостью. Для меня эта встреча с седовласым правителем стала важнейшим событием в моей жизни. Созерцая его облик, на который наложило свою печать бремя тяжких государственных дел и трагическая судьба его близких, я начинал ощущать все большее сочувствие и близость к нему; чувства эти я сохранил навсегда. Из вопросов, что он задавал мне, я понял, что ему хорошо известно о моем происхождении и карьере. Даже сейчас я вижу доброе выражение его голубых глаз и слышу интонацию его голоса. Когда он отпустил меня – аудиенция длилась около десяти минут – и я покинул его кабинет, я был в состоянии экстаза и готов был верой и правдой служить своему государю и даже отдать за него жизнь.