Шрифт:
Рассудочный интеллект не имеет никакого отношения к возникновению восприятий, но используется для того, чтобы привести идеи, полученные от ясного восприятия истины, в необходимую форму; и поскольку разум тогда находится в более высоком, чем обычно, состоянии, часто случается, что по возвращении в низшее состояние он не понимает, а возможно, даже не помнит идей, которые он выражал в это время.
«Я говорю это перед Богом и свидетельствую перед Его судейским местом, где все должно предстать, что я в своем человеческом „я“ не знаю, что мне придётся писать; но всякий раз, когда я пишу, Дух диктует мне, что писать, и показывает мне все в такой удивительной ясности, что я часто не знаю, нахожусь ли я со своим сознанием в этом мире или нет. Чем больше я ищу, тем больше нахожу, и я постоянно проникаю все глубже, так что мне часто кажется, что моя грешная личность слишком низка и недостойна для получения знаний о таких высоких и возвышенных тайнах; но в такие моменты Дух разворачивает Своё знамя и говорит мне: „Вот! в этом ты будешь жить вечно и будешь увенчан. Почему ты ужасаешься?“». (Письма, ii. 10.)
«Иногда я мог бы писать более изящно и в лучшем стиле, но огонь, пылающий во мне, побуждает меня к этому. Моя рука и моё перо должны стремиться следовать за мыслями настолько хорошо, насколько они могут. Вдохновение приходит как ливень. То, что я ловлю, я имею. Если бы можно было ухватить и описать все, что я воспринимаю, тогда мои писания были бы более ясными». (Письма, X. 45.)
Из этого следует, что истинно вдохновенные писания значительно отличаются от тех, которые создаются обычным медиумизмом; потому что в первом случае провидец воспринимает истины, которые он должен выразить, в то время как во втором случае медиум является либо бессознательной машиной, либо чувствует вдохновение, не зная природы источника, из которого это вдохновение исходит.
Также не следует полагать, что любой человек, пока он живёт в физическом теле и в определенной степени зависит от внешних условий, должен постоянно находиться в том высшем духовном состоянии, которое необходимо для полного осознания вечной славы Царства Божьего; но что обязательно должен быть возврат в низшее состояние сознания. Бёме говорит:
«Как вспышка молнии возникает в центре и через мгновение снова исчезает, так и с душой. Когда во время битвы она проникает сквозь облака, она видит Божество как вспышку света; но облака греха вскоре снова собираются вокруг неё и закрывают ее зрение». (Аврора, xi. 76.)
«Душа берет своё начало частично от природы и частично от Бога. В природе есть добро и зло; и человек, благодаря своим греховным наклонностям, стал подвержен тому, что является огненным в природе, так что его душа ежедневно и ежечасно становится пятнистой от греха. Поэтому способность души распознавать вечные истины не совершенна». (Аврора, Предисловие, 100)
«Пока Бог наблюдает за мной Своей оберегающей рукой, я понимаю то, что написал; но, когда Он становится скрытым от меня, я перестаю узнавать свои собственные работы, и это доказывает мне невозможность проникновения в тайны Божьи без помощи Его Духа». (Письма, x. 29.)
Если плотский ум не может понять язык Духа, то как же этот ум может прийти к истинному пониманию истины путём собственного рассуждения, этого рассуждения ведущие в лучшем случае только к мнению о том, чего не может быть в истине, но не к восприятию того, что она есть? Те, кто хочет понять такие писания, должны проникнуться духом автора. Простое рассуждение не поможет.
«Эти писания выходят за горизонт интеллектуальных рассуждений, и их внутренний смысл не может быть постигнут путём спекуляций и аргументации; но для этого необходимо, чтобы разум находился в богоподобном состоянии и был озарён Духом Истины». (Письма, xviii. 9.)
«Если кто желает следовать за мной в науке о том, о чем я пишу, пусть он скорее следует полётам моей души, чем полётам моего пера». (Три принципа, xxiv. 2).
Этот полет в регионы вечной свободы невозможен для того, кто связан цепями, выкованными иллюзией «я», и поэтому недостижим для тех, кто ищет познания Бога с целью удовлетворения своего любопытства или с любой другой эгоистической целью.
«Прежде всего, проверьте себя, с какой целью вы хотите познать тайны Божьи, и готовы ли вы использовать полученные знания для прославления Бога и на благо ближнего. Готовы ли вы полностью умереть для своей эгоистичной и земной воли и искренне желаете стать единым с Духом? Тот, кто не имеет таких высоких целей и ищет знаний только для удовлетворения себя или для того, чтобы мир смотрел на него как на нечто великое, не годится для получения таких знаний» (Clavis, ii. 3). (Clavis, ii. 3.)
«Если вы однажды поймёте истинный смысл того, что я написал, вы освободитесь от конфликта мнений и обретёте самопознание; но, разумеется, это должно быть достигнуто не простым чтением букв, а живой силой Духа Христова». (Апология.)
Невозможно достичь такого состояния и без тяжёлой борьбы с силами тьмы.
«Если кто хочет идти за Мною, пусть не опьяняется земными мыслями и желаниями, но препояшется мечом Духа, потому что ему придётся сойти в страшную глубину, даже в середину царства ада. Борьба с дьяволом между небом и адом действительно требует тяжёлого труда, ведь он – могущественный владыка. Во время таких битв я часто переживал много горьких событий, которые наполняли моё сердце печалью. Часто солнце исчезало из моего поля зрения, но затем снова восходило, и чем чаще случался закат, тем красивее, яснее и великолепнее был восход». (Аврора, xiii. 20.)
«Кто ничего не желает для себя, тому все будет дано. Бесконечное не может быть сжато, чтобы быть постигнутым конечным разумом человека; но позвольте разуму человека расшириться силой Духа и осознать свою бесконечность, и тогда он постигнет бесконечную истину. Духовное знание не может быть передано от одного интеллекта к другому, его нужно искать в Духе Божьем. Истинно теософские труды даже до интеллекта донесут то тут, то там луч узнавания; но если читатель будет признан Богом достойным того, чтобы в его собственной душе зажегся Божественный свет, тогда он услышит невыразимые слова Бога». (Письма, lv. 8.)
«Тот, кто читает эти писания и не может их понять, не должен отбрасывать их в сторону, думая, что они никогда не будут поняты. Он должен постараться изменить свою волю и возвысить свою душу к Богу, прося Его о милости и понимании, а затем снова читать. Тогда он будет воспринимать больше истины, чем раньше, пока, наконец, сила Божья не проявится в нем, и он будет втянут в глубины, в сверхъестественное основание… то есть в вечное единство Бога. Тогда он услышит реальные, но невыразимые слова Бога, которые проведут его через божественное излучение небесного света даже в самые грубые формы земной материи, а оттуда снова вернут к Богу; и Дух Божий будет искать все вещи в нем и с ним». (Clavis, Предисловие, 5.) 5
5
Возможно, это также можно выразить следующими словами: «Не смертный интеллект, а божественность в человеке обладает божественным знанием». Человек, ничего не знающий о Боге и не имеющий веры в силу чего-либо божественного, что может открыться в нем, не может обладать божественным самопознанием; но если человек, будучи послушным закону, входит в состояние гармонии и единения с Богом, тогда Бог может открыться в нем, и разум, пронизанный светом божественного духа, может приобщиться к знанию божественного. Таким образом, он может узнать все обо всем в трех царствах, ибо Дух Божий пронизывает все. Оккультное знание, таким образом, не состоит в сборе информации или мнений из книг и авторитетов, но его основой является признание Божественной воли в человеке.
Глава II. Единство всего
«Мы все – одно тело во Христе, и весь Дух Христа находится в пределах нашей досягаемости. Если же мы войдём во Христа, то сможем видеть и знать все силой Его Духа». (Сорок вопросов, xxvi. 5.)
То, что ограничено, не может постичь бесконечного. То, что имеет начало, не может постичь того, что не имеет начала и конца. Кто измерил пространство? Есть ли у него конец? И если да, то что есть за пределами пространства? Но если у пространства нет конца, то не теряет ли мысль себя в стремлении проникнуть в его глубины? Мы не можем представить себе бесконечное пространство, но мы можем представить себе ограниченные формы, которые являются объективированным пространством, и, описывая форму, мы описываем пространство в определённом состоянии или условии. Точно так же мы не можем описать ни то, что вечно существует в Боге, ни вечные процессы, постоянно происходящие в Божественной жизни, иначе, чем говоря о них, как если бы они имели начало во времени, и используя земные термины, все из которых неизбежно недостаточны для создания концепции того, что не может быть представлено земным умом, потому что оно бесконечно выше всех земных вещей.
«Я не могу описать вам всю Божественность, измерив её, потому что Бог неизмерим; тем не менее Божественность не является непостижимым для духа, покоящегося в любви Божьей. Такой дух может постигать вечные истины, одну часть за другой, и таким образом он может прийти к постижению целого». (Аврора, x. 26.)
«Если я хочу сделать понятным вечное порождение, разворачивание или эволюцию Бога из Его сущности, я не могу говорить иначе, чем в дьявольской (заведомо ошибочной) манере, представляя это так, как будто вечный Свет зажегся во тьме, и как будто Божество имеет начало. Никаким другим способом я не могу наставить вас, чтобы вы могли составить приблизительное представление об этом. В этом порождении и эволюции нет ничего первого и ничего последнего, тем не менее, описывая её, я вынужден ставить одну часть за другой». (Аврора, xxiii. 17—33.)
«Мы не хотим сказать, что у Божественного было начало; мы просто хотим показать, как Божество проявило себя через природу. У Бога нет начала во времени; у Него вечное начало и вечный конец». (Подпись, iii. i.).
«Божественность – это бесконечный ансамбль, который не может погибнуть. Она порождает себя из вечности в вечность, и первый в ней всегда последний, а последний – первый 6 ». (Три принципа, vii. 14.)
6
Бог неизменен и не имеет начала во времени; «начало» относится только к проявлению Его силы в природе. Природа похожа на постоянно вращающееся колесо, в котором рождаются и умирают формы, в которых проявляется сила Бога. Смерть одной формы приводит к рождению другой. Таким образом, жизнь рождается из смерти; но то, что порождает жизнь и вызывает смерть, вечно.