У Филибера глаза полезли на лоб.

– Ты хочешь сказать, что не держишь на него зла? – спросил он осторожно, словно не вполне доверяя собственному слуху.

– Именно, – подтвердил Боэмунд, ухмыльнувшись иронически.

Филибер хлопнул себя руками по ляжкам и недоуменно воззрился на Мадленку. Та только плечами пожала.

– Я не понимаю, – пробормотал анжуец сокрушенно. – Как по-твоему, он говорит искренне?

– Конечно, нет, – заявила Мадленка, поглядев крестоносцу в лицо. – У него глаза обычно голубые, а когда он врет или ему больно, они синие, даже бирюзовые, а еще почти зеленые – когда злится, а… Уай!

Боэмунд сорвался с места, схватил тяжелый серебряный кубок и что было сил запустил им в Мадленку. Та с визгом нырнула под стол. Кубок ударился о стену и, слегка уже сплющенный, со звоном покатился по полу. Разбуженные шумом собаки вскочили и залились истошным лаем.

– С меня хватит, – объявил Боэмунд. – Убери его отсюда!

Филибер схватил друга Мишеля за руку и, пока крестоносец не передумал, выволок его за дверь.

Вечером анжуец собрался было идти опять на «исповедь», и Мадленка должна была его сопровождать. Но у Среднего замка их нагнал кнехт и велел немедленно вернуться, ибо великий комтур желает видеть обоих.

Конрад фон Эрлингер сидел в резном кресле с высокой спинкой, положив руки на подлокотники. В зале, кроме него, было еще несколько рыцарей, все – военачальники самого высокого ранга. Мадленке показалось, что они чем-то озабочены.

– Покидал ли ты крепость, юноша? – спросил великий комтур.

Мадленка хотела было ответить «нет», но, подумав, решила, что лучше сказать правду.

– Я спускался несколько раз в город, когда Филибер просил меня сопровождать его. Но я никогда не пытался бежать.

Под взглядом великого комтура Лягушонок, казалось, готов был провалиться сквозь землю.

– И, разумеется, его видели, – проворчал Конрад фон Эрлингер. – Хорошенькое дело!

– О чем вы, мессир? – поинтересовался удрученный анжуец.

– Сюда прибыл епископ Флориан от князя Доминика, – желчно сказал великий комтур. – Он требует выдать ему убийцу княгини Гизелы, чтобы обойтись с ним по заслугам. У него письмо от короля Владислава, наверняка просящее оказать содействие в этом деле.

– Не хватало нам ссоры с Владиславом, – произнес фон Ансбах мрачно.

– Именно, – подтвердил великий комтур. – Причем как раз тогда, когда мы еще только стягиваем наши силы. Нет, ни в коем случае нельзя подать ему повода.

Мадленка похолодела. Кто-то неслышно вошел в зал, и она невольно обернулась. В дверях стоял Боэмунд фон Мейссен.

– И что мне делать? – спросил великий комтур, дергая щекой.

Мадленка неожиданно вспылила:

– Что делать? Вы, христианские рыцари, сидите в самом мощном замке на свете и дрожите перед каким-то жалким старым епископом… Мне стыдно смотреть на вас!

Рыцари изумленно переглянулись.

– А ведь он прав, – словно нехотя молвил хронист Киприан.

– Но магистр еще у императора, – напомнил великий комтур. – Мы не можем рисковать.

В это время крестоносцы готовились к очередной войне, и магистр ордена отправился заручиться поддержкой у могущественных повелителей Европы (война действительно началась – в следующем, 1422 году, – но ни к чему не привела).

– С другой стороны, – продолжал комтур, – он как-никак наш единственный свидетель.

– Который ничего не стоит, не забывайте, – со смешком вставил синеглазый.

– Так что же, ты предлагаешь его отдать? – с раздражением спросил фон Эрлингер.

– Отдать? Нет, зачем же.

– То есть дать им возможность подозревать, что мы покрываем убийцу?

– Не обязательно, – Боэмунд фон Мейссен улыбнулся одними губами.

– Епископ у ворот, – напомнил рыцарь, имени которого Мадленка не знала. – Впустить его?

– Пусть ждет, – приказал комтур и обратился к фон Мейссену: – Ну, что ты посоветуешь, брат?

– Предоставьте епископа мне, – сказал синеглазый, недобро усмехнувшись, – и, ручаюсь вам, он уйдет удовлетворенный.

Какое-то время старый Конрад и молодой беловолосый крестоносец мерили друг друга взглядами. Великий комтур сдался первым.

– Хорошо, – сказал он. – Но мальчишка должен остаться здесь, а Флориан – убраться восвояси, и чтобы больше я его не видел.

– Будет сделано. Эй, кто там, позовите сюда Альберта. И поживее!

Менее чем через час епископу Флориану было передано, что его ждут в большом зале замка.