– Да ничего у нее не было! – рассердилась Мадленка. – Библия, которую она мне дала, четки бирюзовые…

– Ты опять торопишься, – заметил крестоносец. – Если при ней не было ничего такого, что представляло ценность, значит, ценность представляла она сама. Либо она что-то знала, либо являлась кем-то. Скажем, будь она наследницей польского престола, наверняка нашлись бы люди, желавшие ее устранения, но поскольку она была всего лишь настоятельницей… – Он умолк и поглядел на Мадленку. – А Библия все еще у тебя? – неожиданно заинтересовался он. – Покажи-ка.

Мадленка, ранее о Библии не упоминавшая, достала книгу и с великой неохотой протянула ее крестоносцу. Тот внимательно осмотрел страницы, ощупал зачем-то переплет и отдал томик Мадленке.

– Я думал, найду в ней что-нибудь, – объяснил крестоносец, – но, кажется, был не прав. Какова бы ни была тайна настоятельницы, похоже, она унесла ее с собой в могилу. В любом случае, это было что-то очень важное… очень важное и очень опасное для того, кто тайну знал.

– Значит, – голос Мадленки задрожал, – мы никогда уже не узнаем, почему ее убили… Ее, и Михала, и слуг…

Она заплакала, слезы катились по ее щекам. Синеглазый положил ей руку на плечо.

– Не плачь.

Мадленка сжалась. Ладонь у рыцаря была тяжелая, но он, похоже, не хотел причинить ей вреда. Она смахнула слезы и через силу улыбнулась.

– Давно хотел у тебя спросить… – заговорил Боэмунд через пару минут. – Почему ты меня отпустила?

Мадленка хлюпнула носом и немного подумала. По правде говоря, она сама совершенно запамятовала, по какой причине отпустила крестоносца. Может, из-за его глаз в длинных ресницах, меняющих цвет от светло-голубого до почти фиолетового; но такое объяснение человеку серьезному должно было показаться неубедительным, Мадленка и сама чувствовала. Она вздохнула и сказала:

– Разве так важно?

– Для меня – да.

– Ну, – Мадленка наморщила лоб и завела глаза под потолок, стараясь выдумать что-нибудь поосновательнее, – наверное, мне просто не хотелось отнимать ничью жизнь. И потом, мне было тебя просто жалко.

Боэмунд фыркнул.

– Твои родители хорошо сделали, что отправили тебя в монастырь, – заметил он без малейшей тени иронии. – С такими представлениями о жизни ты долго не протянешь.

– В монастырь я не хочу, – огрызнулась Мадленка, до глубины души обиженная его замечанием, – я должна отомстить за своих.

– Ничего у тебя не выйдет, – холодно заметил крестоносец. – Твои враги слишком сильны, и их много. Тебе не выиграть в поединке с ними.

– Бог защитит меня, – сердито буркнула Мадленка.

– Откуда ты знаешь? Если он дал один раз восторжествовать твоим недругам, да не один, а даже два, потому что тебя обвинили в тягчайшем преступлении и тебе никак не доказать свою невиновность, – может, он поможет им в третий раз?

Мадленка закусила губу, сосредоточенно размышляя.

– Пока они сильнее, – нехотя согласилась она. – Но верх все равно одержу я.

– И как ты себе это представляешь?

– Послушай, рыцарь, – раздраженно сказала Мадленка, – ведь если бы я совсем ничего не стоила, разве бы ваш великий комтур разрешил мне находиться здесь? Я могу отправиться к королю Владиславу и рассказать ему все, что знаю.

– Не можешь, – отрезал синеглазый. – В том-то и дело, что, если бы тебя можно было использовать, мы бы давно так и сделали. Но княгиня Гизела убита ножом крестоносца, ты бежала из подземелья с крестоносцем, и всем известно, что крестоносцы тебя укрывают. Твои показания ничего не стоят. Достаточно будет епископу Флориану обвинить тебя в том, что ты любовница одного из наших, и никто уже не прислушается к твоим словам.

– Одного из ваших? – подпрыгнула Мадленка. – Кого же?

– Да вот хотя бы меня.

– Тебя? – ужаснулась Мадленка. – С какой стати?

– А я чем плох, спрашивается? – осведомился рыцарь, но глаза его смеялись.

Мадленка прикусила язык. Ее представления об отношениях между мужчиной и женщиной были чисто умозрительными, поэтому благоразумнее было избегать дискуссий на данную тему – особенно с красавцем Боэмундом, который наверняка был более ее осведомлен в сей деликатной части человеческой жизни. Правда, Мадленка знала, что он, в отличие от прочих рыцарей, на «исповеди» не ходит, но трудно было себе представить, чтобы такой мужчина да с такими глазами долго оставался невостребованным.

– Или назовут Филибера, – добавил рыцарь, – ты ведь как-никак помогла ему бежать из плена. – Мадленка наморщила нос, думая про себя, что если уж ее имя обязательно чернить, то пускай лучше его связывают с Боэмундом. – Людей ведь не интересует правда, им подавай правдоподобное. А если начнутся такие слухи, то тебе уже не выйти замуж.

– Да ну, еще чего, замуж выходить, – проворчала Мадленка. – Какая из меня жена?

– А-а, – протянул рыцарь. – Ты что, порченая?

– Почему порченая? – обиделась Мадленка. – Просто…