— Быстро.

Плотина прорвалась, и моя воля тоже. Мои пальцы быстро расстегнули пуговицы и застежки брюк. Я выскользнула из них, позволив материалу растечься у моих ног. Следующей исчезла моя туника. Гнев переместил свое внимание с моей головы до пальцев ног и так же медленно поднял глаза. В его взгляде не было ни похоти, ни тепла, ни признательности. Только гнев.

И он был не одинок в этом чувстве. Я ненавидела то, что он заставил меня раздеться. Выбор сделать это на Отмели Полумесяца был сильным, освобождающим. Это не было ни тем, ни другим. Я бы заставила его заплатить за это. Как только моя жажда мести вспыхнула, она исчезла со следующей волной его воли.

Я двинулась, чтобы снять нижнее белье, но его голос прорвался сквозь туман.

— Оставь. И покачай бедрами.

Я сосредоточилась на единственном угольке ярости, который не был подавлен магической командой Гнева. Пытаясь изо всех сил разжечь то ядро эмоций, которое все еще принадлежало мне, и использовать его, чтобы отбросить его магию. Я бы сама решала, когда раздеваться перед ним или кем-то еще. Я была бы хозяйкой своей собственной воли. И я продолжала бы бороться за себя, какой бы ужасной, отчаянной или бесполезной ни стала ситуация.

Почувствовав мою решимость, Гнев высвободил еще больше своей силы.

— Я сказал, покачай бедрами.

Разумные мысли, эмоции и свободная воля были заперты глубоко внутри меня. Все, что я знала, — это звук его голоса, его желание. Его воля текла по моим венам, доминировала надо мной во всех смыслах этого слова. Стала единым целым с моим сердцем.

Я сделала, как он велел. Я стала грехом и пороком. Я была похотлива. И я обожала это.

Многозначительно покачиваясь, я не сводила с него глаз. Мне хотелось, чтобы он попросил меня снять нижнее белье. Потом мне захотелось, чтобы он и сам разделся.

Гнев придвинулся ближе, на его лице отразилась холодная ярость. Я не могла понять, почему он был недоволен. Я стерла оставшееся расстояние между нами и танцевала рядом с ним, прижимаясь к его напряженному телу. Что-то в нашем положении напомнило мне о другом времени, о другом танце. И тот же гнев, который охватил его у того костра.

Он был трудным существом тогда, и вдвойне трудным сейчас.

— Разве это не то, чего ты желаешь?

— Вовсе нет. — Он сделал большой шаг в сторону, установив между нами

ненавистное расстояние. — С этого момента ты будешь обращаться ко мне как к хозяину. Встань на колени.

— Я никогда… — Гнев вспыхнул, а затем так же быстро погас. Я опустилась на пол,

склонив голову. — Это доставляет вам удовольствие, хозяин?

— Сними мой правый ботинок.

Я развязала шнурки на его ботинке, затем снял его, ожидая его следующего указания.

— Скользни руками вверх по моей икре. — Я потянулась к его ноге, и он отдернул

ее. — Начни с лодыжки.

Без колебаний я провела руками вверх по его ноге, по мышцам его икры. Мои пальцы наткнулись на что-то твердое. Я поднял глаза.

— Теперь я доставила тебе удовольствие, хозяин?

Гнев наклонился, чтобы поднять мой подбородок, его взгляд блуждал по моему лицу. Он что-то искал, но по глубокому хмурому взгляду было видно, что он этого не нашел.

— Научись защищать себя. Это доставит мне величайшее удовольствие.

С ним я каким-то образом поняла саму суть удовольствия. Это я могла бы сделать. Я отпустила его икру и потянулась к поясу его брюк.
–

— Позволь мне доставить тебе удовольствие, хозяин.

Температура вокруг нас упала на несколько градусов.

— Если бы я хотел, чтобы ты стояла на коленях, обнаженная передо мной, без

единой собственной мысли в голове, я бы этого пожелал. Если бы я хотел трахнуть тебя, чтобы закрепить брак, ты бы сделала именно так, как я и сказал. И ты будешь умолять о большем. Но это ни привлекает, ни радует меня. Я жажду равную себе. Хватай кинжал, спрятанный у меня на ноге. Вставай.

Я вытащила клинок из кожаных ножен и поднялась на ноги, сердце упало от его резкого тона и отказа от моих заигрываний. Я потянулась к его руке, надеясь соблазнить его взять то, что я предлагала.

— Я…

Ярость, неукротима и всепоглощающая выжгла похоть, которую я испытывала. Я сжала кинжал так сильно, что у меня заболела рука. Гнев не отрывал своего внимания от моего, медленно расстегивая первые несколько пуговиц своей безупречной рубашки.

— Прижми лезвие к моему сердцу..

Я сократила расстояние между нами, кончик кинжала уколол его кожу. Теперь я была в гневе. Я была яростью во плоти. Я бы взяла то, что причитается мне и моим близким.

И начну прямо сейчас. С этого ненавистного принца.