Её крови.

Его передернуло, от чего скрипнула ручка двери. Азар замер.

Но сын и бровью не повел, продолжая умиротворенное улыбаться. А она продолжала вздрагивать и шептать. И этот контраст держал его тут у порога, не давая уйти. Во сне ребенок не чувствует её эмоции, и выглядит безмятежно и радостно. А днем всегда собран и безэмоционален. Выходит, экранирует её чувства, когда в сознании. Просто не умеет разделять. Ведь его никто не научил…Он не научил. А должен был подумать сразу.

Обычно наследников обучают с пеленок понимать себя и контролировать. Как правило, это делает старший дракон в семье, чаще — отец. Только у его сына рядом не было отца. Он всю свою жизнь живет эмоциями матери, не умея отгородиться. Для него это тоже сыграло роль, ведь он привел Эмми к нему в башню. И опять же потому, что не мог выстроить барьер против его боли. Нужно срочно наверстывать упущенное. Если ещё не поздно.

А вот что делать с ней? Как заставить забыть?

У Азара было чувство, что он подглядывает, хотя так и было на самом деле, ведь видит то, на что не имеет права. Она не зря носит эту маску безразличия, чтобы не показывать истинные чувства. Хотя может и не маску вовсе. Её глаза почти всегда холодные, даже когда смотрит на сына. Но совершенно точно любит его и готова на все для его блага.

Король никак не мог уйти, особенно после того что услышал. Ему хотелось сжать в руках хрупкую фигурку, прошептать на ушко, что больше никогда ей ничего не грозит, что нечего бояться, что он защитит. От всего. Ото всех. Даже от себя. Только он представлял, что она скажет на такие его слова и действия. Поэтому нельзя её трогать. Он не имеет права её утешать.

И мужчина поступил так же, как и тогда, когда предал в очередной раз, — стиснув зубы, просто ушёл. Оставив её разбираться со своей болью одну. Но перед глазами так и стояла до самого утра маленькая съежившаяся на кровати фигурка и её мольбы: «Не надо, Азар, прошу».

А на утро он столкнулся с ней в коридоре. Такой же холодной, собранной, безразличной к нему, словно не она дрожала ночью, словно всё ей по плечу и ничего не пугает.

— Эммили… — Он позвал до того, как придумал речь. — Нам нужно… поговорить.

— Разве? Мне казалось, нам нечего обсуждать, Ваше величество.

— Эмми, я… хочу, чтобы ты знала, что я сожалею.

— Это меня не касается.

— И что тебе ничего не грозит больше… Я не сделаю ничего, что бы могло навредить тебе.

— Вот как? Тогда отчего же вчера набросились на нас в саду?

— Не на вас, Эмми! На него…

— Он — Ваш брат. И вместо того, чтобы наладить отношения и извиниться, Вы пытаетесь показать, кто сильнее.

— Да нет же, Эмми…

— Я просила не называть меня так, Ваше величество. Но Вам же всё равно. Вы делаете только то, чего хотите сами, как, впрочем, и всегда.

— Это не так.

— Тогда оставьте меня в покое. И не трогайте моего сына. И Арселя.

— Аман и мой сын тоже…

— Надо же, прошу прощения, запамятовала за семь-то лет. Что же Вы в таком случае не отказались от трона в пользу своего сына?

— Неужели для тебя так важен этот трон?

Девушка вдруг зло рассмеялась, заставляя его замереть от неожиданности. Такую её он даже представить себе не мог.

— Нет, Ваше величество. Не для меня. Для Вас. Он важен для Вас настолько, что не готовы отдать власть даже собственному ребенку.

— Это не так, Эмми…ли!

— Тогда оставь нас в покое, уйди…

Её глаза пылали ненавистью. И презрением. И в то же время… В них была такая усталость, что король устыдился этого разговора. Она плохо спала из-за кошмаров, разбирается изо дня в день с решением всех государственных вопросов, а он…

— Я согласен.

— Правда? — Сомнение в голосе неприятно царапнуло. Да только с чего бы ей верить ему на слово?

— Я подпишу всё, что ты хочешь. Но останусь во дворце. Рядом с сыном.

— Нет! Тогда это бессмысленно.

— Но Аман — мой сын, и я хочу видеть его.

— Его могло бы и не быть по Вашей милости. Думайте лучше об этом.

— Я и не забывал…

Она сделала несколько шагов, удаляясь, а он хотел… бежать за ней, ползти на коленях, целовать её обувь, умоляя о прощении. Но разве это исправит ситуацию? Пусть не её отношение к нему, но хотя бы…

— Эмми!

Девушка обернулась, а король встал перед ней на колени.

— Прости.

— За что именно?

— За всё, Эммили, за каждую твою слезинку.