— Линда?!

Тихоня-одногруппница ошарашено уставилась на нее, кажется, не веря в произошедшее. Со всех сторон, заподозрив неладное, посыпались Таши. Селетта отозвала длань и отчаянно выкрикнула:

— Не подходите!

— Что здесь происходит? — крикнул один из Аттури.

Староста отступила назад. Их было много. Слишком много, чтобы сдерживать наступление! Линда быстро натянула на лицо серую маску и отвернулась, сливаясь в густеющей толпе.

— Сюда нельзя! — замотала головой Селетта, ни на что особо не надеясь.

Вдруг дверь распахнулась, и Хэйс, вытиснув ее, вышел вперед. Таши остановились, уставившись на одного из своих. Хотя, больше их, наверное, удивило то, что он был без маски. Хэйс обернулся, посмотрев на взвинченную Селетту, но на его лице не было ликования.

— Он сделал это. Но…

— Но? — эхом повторила девушка и, развернувшись, влетела в хижину.

***

Триста медленно открыла глаза. Святые богини, сколько она проспала? Все тело знатно затекло и отзывалось покалываниями при каждом малейшем движении, но во всем остальном, кажется, она чувствовала себя вполне сносно. Девушка поднялась на локтях и осмотрелась, с удивлением узнавая хижину в деревне Аттури. В окнах виднелось бледное голубое небо.

— Проклятые души, — пробормотала Триста, поднимаясь.

Ладонь уперлась во что-то мягкое. Девушка сжала пальцы и подняла с пола шапку, потерянную еще зимой. Взгляд прополз дальше и ухватил сложенный черный зонт, оставленный при поездке в Твенотрию. Чудь дальше лежал аккуратно сложенный свитер, который когда-то Селетта приняла за подарок с небес, и пособия, подаренные на день рождения Иллки. Рядом — бусы, которые она сплела Ерте, дневник с наклейками, коллекционируемыми с Рикостой, и еще куча вещей-ниточек, расставленных по полу.

В углу, у нетопленной печки, стояла ваза с цветами, были разложены подушки и пустые тарелки. Триста с трудом поднялась на ноги, придерживаясь за стенку. Голова шла кругом. Она с удивлением осмотрела больничную пижаму в желтую полоску и решительно шагнула к двери. На улице было пусто: солнце вот-вот вставало из-за горизонта. Триста стояла, вдыхая свежий воздух, и отчаянно не понимала, что происходит… Пока не услышала знакомые голоса.

Иллка плела венок из горных цветов, принимая по одному от Осты. Они о чем-то весело переговаривались и смеялись до тех пор, пока, как по команде, не подняли на нее глаза. Цветы выпали, рассыпавшись по земле.

— Триста! — закричала Иллка и бросилась к ней, глотая брызнувшие слезы.

Оста рванула следом, радостно крича:

— Проснулась! Она проснулась!

От сестры пахло домом и сбывшимися надеждами. Они до хруста в костях прижимала к себе Тристу, ревя и бормоча что-то несвязное. Оста расцеловала ее в обе щеки, не обращая внимания на преграду в виде Шаори-младшей и приговаривая:

— Надо всем рассказать! Всем!

— Что случилось? — недоуменно спросила Триста, наблюдая за тем, как из домов выбегают удивленные шаманы. Мысли постепенно складывались в кучу. — Сколько я спала?

Соседка поджала губы и сказала:

— Три года.

— Оста! Зачем так шутить?! — воскликнула Иллка, тормоша ошалевшую Тристу. Оста облегченно расхохоталась. У нее эмоции тоже били через край. — Ты спала всего три недели, меньше даже! Ионика говорила, что новая душа будет приживаться около месяца.

— Новая душа? — повторила Триста слабым голосом.

Девушки переглянулись.

— Нам столько тебе нужно рассказать…

— Ребята, сколько можно повторять? На втором куплете нужно расходиться в разные стороны и отсю-ю-юда выстраиваться в круг! — размахивая руками, напутствовала миссис тен Фестум. — Заново!

Рэйнер раздраженно закатил глаза и пошел на стартовую позицию. Подготовка к выпускному была в самом разгаре: уже завтра миссис тен Лойчи скажет торжественную речь на выстроенной летней сцене, первокурсники споют гимн академии и начнется свистопляска, которую они репетировали три недели кряду.

— А ну, собрались! — пищал профессор тин Вуфль. — Позорище!

Солнце припекало не по-майски. Заиграла музыка, и выпускники, двигаясь по разученной схеме, запели классическую песню, исполняемую на любом подобном торжестве. «О, родная академия, ты стала для нас учителем, матерью, любовницей или кем-то там еще…» Рэйнер сделал поворот вслед за одногруппницей спереди и едва не запнулся, окаменев. Девчонка сзади влетела в него и недовольно, но не очень уверенно воскликнула:

— Фолльт, не тормози!

Но он ее не слышал — в ушах стоял шум. И сердце, кажется, застыло вместе с ним.

Она была живой. Такой светлой, прекрасной и смотрящей на него такими же светящимися глазами. Триста пошла к нему первой, под конец перейдя на бег и запрыгнув сходу. Весь воздух вырвался из легких. Рэйнер судорожно прижимал ее к себе, не веря, что это взаправду. Только недовольные возгласы профессора не давали усомниться в том, что он не сошел с ума.

— Это ты? Ты?! — сжимая девичью спину, судорожно выдыхал он.