Шрифт:
– Это ничего, встретимся в другой раз, - откликнулся отец и замолчал, явно подирая слова. – Я вот что хотел спросить, сынок. Может, ты пригласишь Деллу? Только мы втроем, я приготовлю что-нибудь праздничное, могу барбекю сделать или ростбиф – я тренировался на прошлой неделе, вроде бы неплохо вышло. Поговорим, посмотрим кино… Будет весело.
Отец говорил все и тише, а Льюис все сильнее морщился – как будто стоматолог тащил у него зуб без наркоза. Стремительный полет от легкого дискомфорта к пиздецу.
Рождество – семейный праздник.
Сука. Сука! СУУУКА!
А почему Делла не приглашает его на встречу с семьей? Есть ли у нее вообще семья? Мать, отец, братья, родственники – ну не может же человек в вакууме существовать? Кто они, где? Почему не приходили в госпиталь? Когда Делла с ними общается?
Какого херна рядом с ней только Манкель маячит, как хуй во лбу?
– Алло? Ты молчишь или нас разорвало? – настороженно спросил отец.
– Я… Да.
– Что – да? Придешь? С девушкой?
Да, я идиот.
Льюис с ужасом взирал на разверзшиеся перед ним глубины. Все это время он вообще не думал о Делле как о самостоятельной личности, которая живет собственной жизнью. Она существовала только как дополнение к Льюису Уилсону. Какие у Деллы интересы – и сможет ли Льюис их разделить? Как она живет – и впишется ли в эту жизнь Льюис? Нравится ли ей Льюис? Хочет ли она Льюиса? Все, что не входило в этот узкий круг вопросов, не имело значения.
Блядь. Блядь-блядь-блядь-блядь-блядь.
Манкель говорил, чтобы Льюис спросил о… черт, город какой-то, там что-то важное произошло. И нет, Льюис нихуя не спросил.
Делла же была аврором. Почему ушла? Какого хера за ней потащился Манкель – или это она за ним потащилась?
– Сын?
– Да, пап, мы придем, - Льюис пялился в пространство пустым взглядом. – Принесем пирог или что-то вроде того.
Почему пирог? Какой пирог?
А хуй его знает.
– Льюис, я так рад… - отец замешкался, неловко откашлялся и радостно засопел в трубку. – Все будет хорошо, вот увидишь. Я не буду лезть в личное, просто хочу, чтобы мы все познакомились. Все будет хорошо.
– Конечно, пап. Извини, мне тут надо… Пока, - скомкал разговор Льюис и, едва дождавшись ответного «Пока», сбросил звонок. И увидел, что на второй линии терпеливо ждет Делла.
ДА НУ БЛЯЯЯЯДЬ!!!
Глава 37
Зная вкусы Деллы, Льюис ожидал, что елка будет пиздец – и внутренне с этим смирился. Но реальность в очередной раз не оправдала ожиданий, и елка оказалась самая обычная: в меру высокая, темно-зеленая и разлапистая. Она вкусно пахла хвоей, жизнерадостно кололась и пачкала пальцы живицей. При этом была она насквозь искусственной – от шершавого, липкого ствола до острых иголок.
– Что я, совсем мудак – живое дерево ради традиций убивать? – оскорбилась на вопрос Делла, подумала и уточнила: - Если уж я и грохну кого-нибудь ритуально, то точно не елку.
Игрушки тоже оказались совершенно обычными – ну, насколько могут быть обычными волшебные вещи. Легкие, как мыльные пузыри, воздушные шары меняли цвет, стеклянные часики тикали, и раз в час из них выпрыгивала крохотная кукушка, объявляя, сколько времени осталось до рождества. Снеговик казался вылепленным из снега – а может, таковым и являлся. Сжимая его в ладонях, Льюис чувствовал, как проминаются и сочатся водой сбитые до ледяной крепости неровные шары, а когда отпускал, на глянцево-белой поверхности не оставалось следов пальцев.
Последним из коробки Льюис достал стеклянного рыцаря. Огненно-красный конь стоял на дыбах, молотя воздух передними копытами, стальные латы сверкали, а плюмаж на шлеме развевался от несуществующего ветра. Подцепив пальцем крючок, Льюис медленно повернул игрушку в воздухе, разглядывая детали: герб на щите, фигурную решетку забрала, вмятины на доспехах: длинные – от рубящих ударов, точечные – от колющих.
– Красивая, - качнул он рыцарем, и конь загарцевал на задних ногах, словно действительно удерживал равновесие.
– Да, - нежно взглянула на игрушку Делла. – Только старая очень. Этому рыцарю лет пятнадцать, наверное. Мы его с папой случайно купили. Шли домой, уже поздно было, все лавки закрыты – и только один чудила на улице задницу морозил. Разложил на лотке всякую ерунду: золотые шишки из шоколада, поющие феи, огненный дождь. Ну и среди вороха хлама – этот рыцарь. Мы просто не могли его не купить.
Примерившись, Льюис повесил рыцаря не вниз – туда, куда требовала общая логика композиции, а наверх – на самое видное место.