– Нет, конечно, – девушка обняла голову руками и села прямо на опасно накренившееся заграждение, – Дом загорелся, когда мы в прятки играли, лет по шесть нам было. Дом был небольшой, деревянный, в два этажа. Ленка куда-то зашкерилась, хорошо так спряталась, а она мелкая, я ее все найти не могла. Тут дым пошел с чердака – проводка, наверное, заискрила. Отец меня в охапку – и на улицу. И все спрашивал, где, мол, Ленка. Я вижу – крыша горит, Ленку небось уже и не спасти, а за батю испугалась. Ну я и соврала ему, мол, к соседям сеструха пошла. Уж не помню, что сказала. Отец, когда ее труп нашли, два месяца пил, все простить себе не мог. А потом повесился. И виновата во всем этом я!

На этих словах обуглившиеся руки и лицо ярко вспыхнули, вырвались тонкие язычки пламени. По щеке Арины прокатилась одинокая слеза, которая тут же испарилась, оставив блестящую дорожку.

– Послушай, но ведь твоей вины в этом нет, – постарался я ее успокоить, – Ты всего лишь хотела спасти отца, ты не могла знать, что так выйдет…

Увидев глаза Арины, я осекся – девушка смотрела на меня со злобным ожиданием.

– Твоя очередь! – с нажимом сказала она.

– Какая очередь, ты о чем?

– Покайся! – выкрикнула рыжая, красивое лицо исказилось яростью, – Я душу тебе открыла, твоя очередь!

– Слушай, ну я ничего такого не вспомню даже, – ответил я, отступая назад. Где-то в районе лба угнездилось ощущение, что я ей соврал, – Я за всю жизнь даже собаку не пнул…

– Сука, ты наебать меня решил? Говна кусок! – резко сорвавшись с места, Арина бросилась на меня, сбила с ног, и мы покатились по крыше. Ее раскаленный кулак болезненно врезался мне в руки, которыми я прикрывал голову, высекал искры из плеч и локтей, но я смиренно принимал удары. Будь я проклят, если еще хоть раз в жизни позволю себе ударить девушку. Как назло, змеем-искусителем под руку подполз изогнутый кусок арматуры, тот самый, которым…

– Ублюдок! – кричала Арина, не переставая меня колотить, пока я пытался откатиться подальше от сыплющегося на меня града ударов, – Покайся! Я хочу знать, что ты сделал! Ты должен, понял? Думаешь, здесь только я порочная? Мы все такие, сука!

Встав на ноги, девушка начала меня пинать ногами. Я, не разбирая дороги, полз по мокрому гудрону, пока не уперся в низкий заборчик, которым заканчивалась крыша.

– Мразь вонючая! – я почувствовал, как железная хватка Арины цепляется за пальто и протаскивает меня прямо под заграждением. Голова кружится от вида такой далекой и одновременно очень близкой детской площадкой. Мой торс повисает в воздухе, я болтаюсь вниз головой. Бесконечная степь топорщится грудами мусора и словно накрывает меня, готовясь поглотить. Скосив глаза, я вижу бесконечную вереницу окон, забранных проржавевшими, но крепкими решетками. Лишь на втором этаже я замечаю…

– Стой! Подожди, пожалуйста! – крикнул я со смесью ужаса и надежды в голосе, – Решетки не на всех окнах! Я вижу! На одном нету! Втащи меня обратно! Мы можем выбраться!

Несколько томительных, бесконечно долгих секунд ожидания, и я почувствовал, как Арина тянет меня за ноги. Я снова оказался на твердом гудроне, который мне хочется целовать от радости. Голова кружилась, сердце бухало в ушах, запоздало гоняя адреналин по сосудам.

– Лучше бы я тебе втащила! – Арина сплюнула совсем рядом с моим лицом, – Ну? Где там нет решетки?

– На втором! Слева! – я пытался отдышаться, выкашливая слова вместе с воздухом, – Там решетка торчит выломанная. Окно свободно.

– Второй слева, – задумчиво повторила Арина, – Шестая квартира. Венечка, сука!

– Что за Венечка? – встав на ноги, я снова уселся на гудрон – ватные колени отказывались держать вес тела.

– Вертухай Управдомовский! – с ненавистью выплюнула девушка, – Вот, значит, кто выход сторожит.

– Ну, справимся как-то, нас же двое! – подбодрил я Арину и вдруг похолодел от ужаса. Перед глазами встала картинка – тощий черный силуэт, неподвижно застывший в темноте коридора. Шлеп-шлеп. Где-то в затылке снова угнездилось ощущение чего-то непоправимого и кошмарного, что случится, стоит мне увидеть его лицо.

– Вспомнил? – хмыкнула рыжая, тряхнув торчащей из-под капюшона челкой, – Вот и справляйся!

– Но должен же быть какой-то выход! – плаксиво возразил я, – А что если как-то, ну, не знаю, отвлечь его, прошмыгнуть?

– Где, между ног? – девушка неприятно, по-лошадиному хохотнула.

– А хоть бы и так, – со злобой ответил я, – Думаешь, лучше здесь, на крыше с голоду сдохнуть? Чем ты, кстати, две недели здесь питалась?

– Картохой и луком, – неприязненно ответила она, – Не радуйся, кончилось все. Мамашкин огород-то два на два, всей картошки на пол-кастрюли. Хоть не сырой жрала…

Она покрутила перед глазами свою горящую кисть.

– Ну вот и… – я развел руками, не зная, что сказать. Последний аргумент произносить не хотелось, но еще менее привлекательной перспективой казалась мне голодная смерть здесь, на крыше. Или еще хуже – жизнь там, внизу, в грязной халупе. «Даже не жизнь, а превращение» – поправил я сам себя, вспомнив тот белый кусок теста с глазами, увиденный мной на одном из нижних этажей. Наконец, я решился:

– Хотя бы один из нас выберется.

Я увидел в глазах Арины холодный блеск, когда та согласно кивнула. Каждый из нас – и это было видно – хотел, чтобы выбрался именно он. Вернее, она. Но это мы еще посмотрим.