Шрифт:
– А я думал, что вы друзья? – и не смог я сдержать ухмылку. – Боевые товарищи, пуд соли, все дела?..
– Мал ты еще, Лешка, – отмахнулся Прохор. – На мир вокруг смотришь сквозь розовые очки. Да и благородства дурного в тебе слишком много, последнее готов отдать. А что касается Ванюши, то, как говорится, дружба дружбой, а служба службой.
– Ох уж эта ваша профессиональная деформация, господин императорский помощник! – я улыбался. – Наши с тобой договоренности помню и собираюсь их неукоснительно соблюдать. А что касается этого лечения, то оно действительно очень похоже на правило. Мне даже пришлось мысленно отстраиваться от доспеха, чтобы не дать команду на его восстановление и не лезть в него еще глубже.
– Вот и молодец! – кивнул Прохор. – И вообще, – он задумался на пару мгновений, – надо бы… – и осекся. – Короче, Лешка, я с твоим отцом кое-что обсужу и потом тебе расскажу.
– Хорошо. – Я пожал плечами и сделал еще один глубокий вдох.
– Что-то ты к нам на приемы пищи зачастил. – Я смотрел на отца, с аппетитом хлебавшего ушицу. – Неужели в Большом дворце не так вкусно кормят?
– Компания не та. – Он утер подбородок салфеткой. – Да и обстановку иногда требуется сменить, вот и… А ты не рад?
– Рад, – кивнул я. – Только как-то непривычно. Так, глядишь, со временем и царственные дедушка с бабушкой начнут запросто захаживать, как и остальные родичи, и заживем мы вместе большой дружной семьей.
– Алексей! – буркнул Прохор, но под взглядом отца уставился в свою тарелку.
Родитель же отложил ложку в сторону и встал:
– Могу уйти.
– Извини, – вздохнул я. – Не подумал.
Он уселся обратно, но к еде так и не вернулся, пропал аппетит и у меня. Некоторое время за столом стояла тишина, пока отец не спросил:
– Как там Алексия?
– Спит. Ей Иван обещал заняться, я ему Прохоровскую спальню отдал.
– Хорошо. Костюм на вечер подобрал?
– Нет еще.
– Займись прямо сейчас. – Отец опять встал. – И еще. К четырнадцати часам вам с Прохором следует явиться на аудиенцию к государю. Приятного аппетита!
Не успел он сделать и пары шагов, как его остановил воспитатель:
– Саша, я тебя провожу. Переговорить бы надо… – А уже от двери Прохор сделал мне страшное лицо: – Лешка, чтоб к моему возвращению свою пайку съел полностью!
«Приказ» воспитателя я выполнил, запихав в себя остатки супа и «второго», прекрасно понимая, что ужин сегодня будет очень поздно, или вообще придется во время приема обходиться легкими закусками. Затем наступил черед «приказа» родителя, и я направился к гардеробу, где снял с вешалки серый в крупную клетку костюм, надел белую рубашку и удостоверился, что все на мне сидит нормально.
Тут вернулся Прохор – и не один, а в компании Ивана.
– Как Алексия? – сходу у меня поинтересовался колдун.
– Спит.
Он закрыл глаза и замер на пару секунд, а потом удовлетворенно заявил:
– Норма. А я, с вашего позволения, заморю червячка. – Колдун взял чистую тарелку и открыл крышку супницы. – Аппетит зверский! Славно ты меня разогнал, царевич! Корову готов съесть!
– Ванюша, может, попросить тебе уху-то подогреть? – хмыкнул Прохор. – Да и рыбную запеканку тоже?
– У нас сегодня рыбный день? Отлично! Давай я первую порцию ухи пока так заточу, а ты пока попросишь, чтобы подогрели?
– Договорились.
«Морить червячка» я Кузьмину не мешал, а вот когда он откинулся на спинку стула и шумно выдохнул, поинтересовался:
– Как там остальные?
– Приходят в себя, царевич. Мы с Михалычем постарались, да и остальные, которые на дежурстве были, нам помогли. Только вот меня, чую, скоро откатом накроет, и какой он будет силы, не могу даже предположить.
– Что за откат? – решил спросить я, хотя догадывался и так.
– Лучше у воспитателя своего спроси, его в свое время знатно поломало.
И мы вдвоем с Иваном уставились на Прохора.
– Обычный откат, как при серьезных нагрузках, – пожал плечами тот. – Насколько я себе представлял этот процесс тогда, во время войны, Ваня не сколько напитывал меня этой пресловутой энергией, которую вы видите как просветление поврежденных темных участков, сколько возбуждал собственную мою энергию, если хотите, скрытые резервы организма, хранящиеся на «черный» день. В природе же, как известно, ничего не бывает просто так, и тело после использования НЗ дает тебе понять, что так делать нельзя. Ну и… ломает тебя серьезно. Еще, конечно, тяжесть последствий зависит от степени вмешательства, и Ваня свои эксперименты на мне ставил только совсем уж в крайних случаях, когда перед нами вопрос элементарного выживания стоял ребром. Доходчиво, Лешка?