— Твой сын очень обижается на тебя! — выпалила она, до смерти напугав этим Еву. — Он любил вас обоих, а ты бросила его отца! Оставила его страдать!

— Господи боже, — у Евы подкосились ноги, и если бы не Тит она бы точно рухнула наземь, — Кто вы такая?! Что вы такое несёте?! — принялась вырываться она.

— Я медиум, слышу души мёртвых. Так вот твой мальчик давно пробивается к тебе, просит не губить душу его отца, просит успокоиться. Так должно было быть.

— Убирайтесь, — Еву затрясло мелкой дрожью. — Тит, я хочу поскорее убраться отсюда.

Тит, видя её состояние тактично молчал всю обратную дорогу. А Еве наоборот хотелось кричать, пока у неё внутри всё клокотала и бесновалась разбуженная боль. Но она была невероятно благодарна своему новому знакомому за понимание и участие, за то, что находясь радом он удержал её на рубеже живых.

— Спасибо Тит, это была чудесная прогулка, — проговорила Ева, толкая калитку в спустившихся сумерках. — Это явно пошло мне на пользу.

 С заднего двора доносился гомон голосов большой ирландской семьи.

— Всегда пожалуйста. Кажется, мы успели вовремя. Чувствуешь, какой аромат разлился по округе? М-м-м, Джед отлично жарит мясо. Пойдём к остальным, компания тебе сейчас очень нужна.

Она слушала их шутки, наблюдала со стороны, как открыты и радостны могут быть люди, как незатейливо счастье, когда беда осталась позади. Рядом с ними ей было легко, тепло и уютно, только вот душу бередила грусть от того, что сама она была лишена такой шумной забавной родни, таких близких отношений, и что единственный человек, который стал ей почти что близок — остался за океаном, вернее она сама его оттолкнула, плюнув в лицо своей ненавистью. После слов той чудаковатой женщины Еву начала терзать тревога, с большим опозданием она наконец поняла насколько жестоко она обошлась с Адамом, какую ошибку она совершила.

— Стоит ли верить тем словам? — тихо спросила она у Тита, когда большая часть семейства уже разошлась. Тит сидел рядом, неторопливо попивая пиво, и что характерно, он тут же смекнул, о чём она у него спрашивает.

— С одной стороны ирландцы очень набожны, но с другой у нас существует куча поверий, языческих обрядов, которые частично сохранились с незапамятных времён. Поэтому да, мы верим в потусторонний мир и в людей, которые могут с ним общаться.

— Тогда это ещё страшнее. Я всё ещё не могу успокоиться, — поёжившись, Ева обняла себя за плечи.

— Это видно. … Тяжко смотреть в улыбающиеся глаза вот-вот готовые заплакать, — вздохнул Тит. — Ты помогла этим добрым людям Ева, может и мы чем-то сможем помочь тебе?

— Мне самой нести мой крест, но вы и так помогаете. … Месяц назад … мы с мужем … потеряли нашего сына, — дрожа, но она всё-таки это произнесла. — Я сказала мужу, что ненавижу его и уехала. Но мы никогда и не любили друг друга…

— А ему каково? — Тит задал самый болезненный на данный момент для неё вопрос. Зная Адама, Ева попыталась представить каково же Адаму и не смогла, настолько страшные оказывались предположения. — Ты ведь не ходишь в церковь? — уточнил Тит.

Ева отрицательно покачала головой:

— Нет, раньше я искала Бога среди людей, но … когда не стало моего мальчика … есть ли смысл в него верить? Мы сейчас с тобой смотрим на бога с разных сторон.

— Ну почему, и в моей жизни случались беды. Просто не пришло ещё время, чтобы бы поняла, — Тит умел говорить мягко, но у него имелся талант произносить и подбирать слова так, что они не вызывали ответной резкости. Тем он ей и нравился. После случившегося он был первый, кому ей захотелось приоткрыть душу. — Ответь мне Ева, почему Ирландия?

— Адам родом из Ирландии.

— Адам это муж? — Тит посмотрел на неё и пытливо прищурился. — И ты говоришь не было между вами никакой любви? Не похоже что-то. Он знает, что ты здесь?

— Теперь уже да, после того, как я воспользовалась карточкой. Но это не важно. С того ужасного дня я ему так и не звонила, — и в который раз Еву передёрнуло дрожью. — Больше нас ничего не связывает.

— Всегда будет, — спокойно заявил ей Тит, поднимая лицо к небу.

— Что? — непонимающе поморщилась Ева.

— Память. Вас всегда будет связывать память где бы вы ни были. Память о сыне и вашей семье. … Позвони ему, чудачка.

— Не могу так сразу. Для этого нужно набраться духу и сил, — прошептала она, так же как и Тит, пытаясь рассмотреть звёзды.

А через два дня, рано утром Ева объявила Дойлу и Арин, что возвращается в Америку. Две ночи её терзали мучительные, наполненные болью и тоской странные сны, после которых она неизменно просыпалась в слезах. Во снах она видела сына, Адама, мрачные тени рухнувшего будущего и что ещё, что необъяснимо внушало ей твёрдую уверенность — Ева чувствовала, что обязана увидеться и поговорить с Адамом.