Шрифт:
– Ты видел его своими глазами?
– Ближе, чем тебя когда-либо. – Ему хотелось кричать и требовать, но единственно верным способом общения с его отцом было подначивание, так называемый дружественный стёб, хотя никто так и не объяснил Ленту, что общего между стёбом и дружбой. Собственно, в случае с его отцом, значения это как раз и не имело. Главное, заставить родителя задуматься.
– А она? Она тоже его видела?
Знать бы! Но как ни хотелось Ленту ответить «не знаю», делать этого не стоило. Такие вопросы нужно просто пропускать, что он и сделал.
– Как я попал в Нёйи-сюр-Сен, отец? – разговор был самым обычным, без видео сопровождения, но Лент мог поклясться, что отец равнодушно пожал плечами:
– На неотложке. Мы нашли тебя в приёмном покое Хотель-Дьё. Как только я почувствовал выброс силы, сразу же послал за тобой в твой московский офис, но там, как ты догадываешься, тебя не оказалось. Пришлось искать через gps-трекер.
– Фи. Не верю, – игра затягивалась, но поторапливать отца всегда выходило дороже, и Лент просто ждал, подбрасывая хвороста в костерок.
Трубка хмыкнула.
– Правильно делаешь, что не веришь. На том хламе, что называют телефонами в твоей конторе, эта функция если и существовала, то давно вышла из строя. Я не владею сетью информаторов, как ты, мой дорогой сын, но клан не без добрых людей. И ты прав, я продолжу наводить справки. Надеюсь, за ужином мы сможем обсудить твой вопрос в деталях.
Понятно, что отец говорит о девушке, а не том, как сын попал в госпиталь, но почему за ужином?
– Ты в Париже? – Ленту совершенно не хотелось видеть влиятельного родителя, но он постарался передать голосом приятное удивление.
– Разумеется, нет! – воскликнул тот, вплетая в ответ сложную фразу на английском языке о милостивом боге и благословенной королеве. – Я жду тебя у себя, на Коннот Сквер!
– В компании с капельницей, я полагаю, – неужели отец не посчитается даже с состоянием его здоровья?
Трубка булькнула смешком и сообщила вполне серьезно:
– Не выдумывай, сын, ты совершенно здоров и, насколько я понимаю, отвратительно молод. Жду тебя к восьми!
В том, что разговор был окончен, сомневаться не приходилось. Об этом красноречиво свидетельствовал мёртвый экран телефона. Тащить человека в Лондон за единственным ответом, в этом был он весь, его чужой и практически незнакомый отец, полторы сотни лет украшающий своим присутствием и, что немаловажно, советом различные монаршие дворы Европы. Интересно, куда он сунется после Елизаветы? Времена смены жизней путём смены фамилий прошли. Но этот вопрос интересовал Лента куда меньше, чем последнее замечание выжившего из ума старика.
Одним движением он сорвал с тыльной стороны ладони нагромождение из иглы и пластика, и легко спрыгнул с кровати. Босые ноги, почувствовав прохладу линолеума, сами собой направились к заветной двери, без которой не обходится ни одна уважающая себя больничная палата, если, конечно, вы оказались счастливым обладателем стандартного пакета синих. Да, ему не мешало освежиться, но гораздо более важной сейчас представлялась ему высокая вероятность обнаружения в ванной комнате нужного ему предмета.
Найденное над умывальником, настенное зеркало притянуло его к себе, вовлекло, проглотило и выплюнуло, но уже не собой, а совершенно новым, чужим человеком. Если и знакомым, то только по старым чёрно-белым фото, которые он прятал одинаково глубоко как на антресолях своей московской квартиры, так и в кладовых своей памяти. А ещё он помнил себя таким глазами Анны.
«Я стану! Стану твоей ведьмой! Вот увидишь! Ты же сам говорил, что ведьмы только к пятидесяти входят в силу!»
Да, это так. Пятьдесят лет для тёмного – это время силы. Анна вошла в него молодой, как настоящая ведьма. Надо сказать, неожиданно молодой для светлой. Видимо, не зря неустанно благодарила Алевтину за поддерживающие молодость эликсиры – у дружбы с тёмными есть свои плюсы.
Он выпрыгнул из воспоминаний и задумался. Время силы – это интересный феномен, не до конца изученный и иногда опасный. В случае с Лентом – определённо опасный. В пятьдесят он потерял Анну. И вот ему снова пятьдесят, спасибо смене силы, и он снова не уберёг женщину. Похоже, эта цифра поймала Лента в своих цепкие объятия, как кольцо перерождений ловит души.
Внимательно изучив отсутствие морщин у своих глаз, чётко очерченные губы и волевой подбородок, он провёл инспекцию ванной комнаты на наличие геля для душа и пены для бриться, удовлетворился найденным и через десять минут, не только помолодевшим, но и посвежевшим, очутился в палате лицом к лицу с полным человеком, белый халат которого в совокупности со стетоскопом на груди сигнализировал о его принадлежности к медицинской профессии. А вот и доктор!
Человек благодушно улыбался в бородку и поддерживал руками немаловажный в его профессии живот. Была у Лента одна знакомая врач, наотрез отказывающаяся подкрашивать раннюю седину: «Я и так молодо выгляжу, – говорила она, – без седины мне больные вообще верить перестанут». Репутационная фишка. Лент мог поспорить, что этому доктору ничего не стоило справиться с лишним весом.
– Голубчик! Рад вас видеть в добром здравии, – на чистейшем русском языке поприветствовал Лента врач-бородач: – Признаться, я был немало удивлён вашим появлением. Каретой, в силу специфики, редко поступают такие здоровые люди.