Шрифт:
Выжидаю. Если скажет, что хочет сделать аборт, если она только посмеет…
Иррациональная мысль. Решить вопрос сейчас логично. У меня война в разгаре, а девчонка… да еще и беременная…
Можно открывать сезон охоты на ее худенькую фигурку. Небывалый рычаг давления на человека без прошлого и без болевых, но вот она — моя самая большая слабость, дрожит и бледнеет на глазах.
— Есть еще что-то, что ты хочешь мне сказать?
Заикается. Бесит. А я сдерживаю себя. Контроль держу. Хочу услышать ее. Хочу понять до конца с кем имею дело. Хорошая такая проверка на вшивость.
Всхлипывает, слов связать не может, но глаза загораются протестом, да, куколка, вот так, покажи коготки.
— Ну же, Аврора. Я хочу услышать тебя.
Направляю. Сам внутренне напрягаюсь. Давай, моя маленькая, прояви норов. Мне нужно понять тебя.
Вскакивает. Выпячивает нижнюю губу, и я сдерживаюсь, чтобы не наброситься на эти искусанные по-детски припухлые капризные губы, чтобы не зажевать до крови. Чертовка доводит до исступления.
Хищник внутри, завороженный происходящим, встает на дыбы. Даже сейчас она до безумия прекрасна и мне хочется ее брать до исступления, зацеловывая, погружаясь в те чувства, которые она дает.
Или же.
Одно неверное слово, фальшь или ложь. Я пойму. Вырву занозу, осознав, что очередная подстилка.
— Откуда ты взялся на мою голову?! Из-за тебя вся моя жизнь летит к чертям!
Бежит ко мне и бьется, как бабочка, в моих руках, плачет, всхлипывает. Током бьет, все нутро опаляет ядом, так и пальцы тянутся сжать ее тоненькую шею и свернуть, если бы не дитя, что уже живет в ее чреве.
Если только скажет, что аборт хочет…
— Ты все уничтожаешь! Все, чего касаешься, гибнет! Я… моя карьера… Ты все у меня отнял! Все рушишь и… Я ведь не нужна тебе и беременность эта не нужна!
Всматриваюсь в полыхающие ядовитые глаза, зеленые, затягивающие.
— Не отрицаю. У меня война зреет. Но случившегося не изменить. Аврора, я тебя захотел и ты стала моей.
Доношу истину. Я ведь с самого первого взгляда ее выцепил. Невозможное случилось, но если ошибся…
— Карьера модели, конечно, хорошо. Если ты хоть краем разума подумала о том, чтобы…
Если я в тебе ошибся, девочка, если ты такая же шкура, как все прочие, я тебя уничтожу.
Машет головой отрицательно и вопит мне в лицо, бьется, чтобы выпустил из хватки с отчаянной храбростью самки, защищающей свое дитя.
Халат спадает с плеч куколи, рассматриваю ее тело. Красивая. Как статуэтка и в чреве ее жизнь.
Впиваюсь в мокрые золотые тяжелые пряди, заставляю встать на цыпочки, призывно выпятить грудь, царапается, кошка.
— Я никогда не причиню вреда своему ребенку! Убей меня сейчас! Нас! Потому что аборта я не сделаю! Это мой ребенок! Мой! И отнять его у тебя не получится!
Обнимаю ее сильнее. Не ошибся. Тигрица с зелеными глазами. Своих не сдает, бьется до последнего.
Собственник внутри опускает взгляд на плоский животик и понимает, что решение уже принято. Оно неоспоримо.
— Успокойся. Девочка. Тсс, — шепчу и глажу по тоненькой спине, рассматриваю лицо. Щеки раскраснелись и грудь тяжело вздымается, — все хорошо, никто не навредит… ни тебе, ни моему ребенку.
Глаза прикрывает, истерика прошла и тихо выдыхает.
— Я думала, что заставишь опять выпить какую-то дрянь, чтобы решить проблему, или пошлешь на аборт! Ридли мне сказал тогда, что нельзя тебе иметь ни детей, ни семью…
Стреляет и попадает в цель. Мне слабости противопоказаны. Ситуация назревает. И все равно внутри зреет непоколебимая уверенность. Каждого с землей сровняю, но свое не отдам, зубами рвать буду.
— Моя женщина и мой ребенок неприкосновенны.
Истина.
Не могу больше терпеть. Сминаю дрожащие губы, пью ее стон. Провожу руками по ее телу. Хочется выпустить свою ярость и в ответ испить ее нежность до капли, испытать удовольствие, которое мне дает только это роскошное тело, дуреть от ее запаха, который усиливается.
Целую ее пухлые губы, пью дыхание и на языке ощущаю брусничную сладость.
Порву всех. За нее, за нас. В ней мое семя дает плоды и это правильно.
Это самое правильное, что было в моей жизни. И право на свое я готов вырвать у самой смерти.
Сильнее впиваюсь в податливые мягкие губы, пальцами сжимаю, ласкаю, прохожусь по ребрам, очерчиваю тонкую талию.
– Бесовка зеленоглазая, — скорее, себе, чем ей.
Отдается, цепляется и запрокидывает голову.
Все в ней наполнено жизнью, в то время как я сама смерть.
Глава 43
Аврора
Лежать обнаженной рядом с мужчиной, слышать биения его мощного сердца, чувствовать тяжесть сильной руки на бедре — все это для меня странно.