— Конечно. Ваня мне как сын, — прищуривается сильнее, — вряд ли он посвятит тебя в некоторые аспекты своей жизни, но я позволю себе кое-что прояснить. Вижу, что ты нуждаешься в этом.

— Я уже не знаю, что мне нужно, все это так странно и резко.

— Понимаю. Может, воды?

— Нет, спасибо. Меня от нее мутит.

— Да, в первом триместре бывает, что тошнота сильна именно по утрам, но на втором она пройдет.

Берет какую-то папку и перебирает бумаги, произносит вскользь, между прочим как-то:

— Знаешь, его отец обладал редким талантом. Хирургия дана не каждому, но у Дмитрия Ивановича от бога дар был, я это еще тогда заметил. Мы с его отцом вечно конкурировали. И в плане девушек. Но Мария выбрала его и у них появился Ваня. Я его крохой помню.

Хорошая семья. Если по-честному, завидно даже было. Это я с Димкой вечно бодался, потому что мне не было дано то, что отец Ивана делал играючи как-то, легко. Я бесился, а он был слишком порядочным, чтобы замечать. Оба в аспирантуру поступили. Из нас двоих именно Каца большое будущее ждало, но пришли перемены в страну. Сложная ситуация была. Много судеб переломалось.

Опускаю взгляд на свои руки, механически покручиваю пальцы. Странно слышать такое откровение о чужой судьбе от совсем незнакомого человека.

— Я тогда как раз сюда по контракту только приехал, а Кац не успел документы оформить. Остался. Связь надолго потерялась. И уже спустя годы у меня появились проблемы. Бывает и так. В самый тяжелый для меня момент судьба свела меня с сыном моего друга…

— Он сказал не говорить вам ничего. Не просить ни о чем.

— А ты и не просишь. Я человек немолодой, иногда накатывает ностальгия, могу и разговориться. В ту нашу встречу Иван Кац уже был тем, кем является сейчас. Скажем так. Не вдаваясь в подробности. Однажды он сделал выбор и встал на определенный путь. У него были свои причины. Прав был или нет, не мне судить. Могло сложиться иначе, но сложилось именно так.

Он рано потерял семью. Ее отняли, Аврора. Спустя годы он наказал виновного, получил срок и стал тем человеком, которого ты знаешь…

Прикусываю губу, короткий монолог без особых подробностей, а у меня сердце сжимается от страшных фактов о судьбе, которую я не знаю. Откладывает свои очки на документы, продолжает спокойно.

— Я могу сказать об Иване как о человеке и другое. Он сложный, бескомпромиссный, жестокий, но… Весь этот медицинский центр был построен на его субсидирование. Более того. Здесь лучшее оборудование во всем штате и небывалая роскошь в виде льготных мест для пациентов из необеспеченных слоев общества.

Как-то так. Аврора, как-то так…

Дальше Цукерберг ведет себя так, словно не было этого разговора, сухо и по-деловому. Отправляет на анализы.

Меня встречает доброжелательная гинеколог с короткой стрижкой и умными темными глазами. Пока сижу, просматривает мою медицинскую карту, изучает, приглашает в кабинет.

— Ну что же, сейчас посмотрим, что и как у нас.

Улыбается и крутит какие-то кнопочки на аппарате, а затем прикладывает датчик и внимательно смотрит на монитор, который дублируется мне на плазменном экране, висящем на стене.

Секунды летят и мне становится не по себе, так как врач продолжает щелкать своими кнопками, словно ищет что-то и не находит.

И наконец на очередном щелчке на мониторе проявляется крохотная точка. Еще совсем маленькая и наполненная биением и жизнью.

— Вижу плодный мешочек. Есть пульсация. Все хорошо, дорогая.

Но я уже не слушаю. Почему-то, когда смотрю на черно-белую картинку, в глазах стоят слезы. Мой малыш. Он никак не несет ответственности за все, что творится в моей жизни, и я буду защищать его как могу, оберегать. Всего лишь маленькая точка на мониторе, а у меня в душе переворот.

Когда выхожу из смежного кабинета, женщина, слегка улыбнувшись, извещает:

— Можете возвращаться к профессору. Вся информация у него.

— До свидания.

К кабинету Цукерберга подхожу с каким-то внутренним трепетом, стучусь, прикрываю за собой дверь и замираю, наткнувшись на фигуру Ивана, который стоит у окна, скрестив руки за спиной, мое появление явно развеивает тяжелое молчание, повисшее в кабинете.

— На этом все?

Скупо спрашивает Кац.

— Пока что так, назначения я тебе передал. И да, Иван, в сложившейся ситуации я настаиваю на исполнении каждого пункта.

Кивает, а у меня в шоке рот открывается. Я понимаю, что все, что касается моего здоровья и беременности, Иван уже знает.

Разворачивается ко мне. Буквально пронизывая своими льдами мою застывшую фигурку, скользит по лицу и вниз к груди, ощущение такое, что ощупывает и застывает на моем животе, а я в страхе прикрываюсь.

От того, что до конца не знаю, что именно у него в голове, чего мне ждать и как он поступит в отношении меня, я подсознательно стремлюсь защититься.

— Пойдем.