Шрифт:
Короткий взгляд на мой живот и режущая правда, как сталь, вспарывающая сознание:
— Уж не тогда, когда ты носишь моего сына.
Судорожно сглатываю, шепчу в полном шоке:
— Срок маленький, ты не можешь знать, что будет мальчик.
Царапает меня своими жестокими глазами, смотрит исподлобья.
— Ты носишь моего сына, Аврора. Чутье, если хочешь, или звериная чуйка.
Проводит руками по моей спине, сминает халат, и рука зарывается в мои мокрые волосы, болезненно стягивает на макушке, заставляя подняться на цыпочки и замереть в миллиметрах от его губ.
Сжимает сильнее и у меня на глаза слезы наворачиваются, хватаюсь за его предплечье и царапаю, замерев перед одичалым злым взглядом.
— Карьера модели, конечно, хорошо. Если ты подумала о том, чтобы избавиться от беременности, Аврора…
— Что?!
У меня из глаз искры летят от негодования, и забыв о боли в волосах, я дергаюсь со всей силы.
— Ты с ума сошел?!
Прикусываю губу. Он что, правда подумал, что я могу причинить вред нерожденному невинному существу?!
— Я никогда не наврежу своему ребенку! Убей меня сейчас! Нас! Потому что аборта я не сделаю! Не заставишь! И мне плевать на то, кто ты и какой жизнью живешь. Это мой ребенок! Мой! И отнять его у тебя не получится!
Кричу как ненормальная и начинаю вырываться с новой силой из захвата этого несносного босса мафии.
Бьюсь о скалу, как рыба о лед, вырываюсь, не замечая, как халат раскрывается, демонстрируя мою обнаженность…
Плачу. Видно, беременность влияет на мое психическое состоянии, меня от радости до слез мчит со скоростью света.
Прижимает меня к себе, ласкает.
— Успокойся. Куколка. Тсс, — шепотом в макушку.
Отстраняется и рассматривает мое лицо, пальцами гладит по моей спине, мягко, нежно, успокаивает моментально.
— Все хорошо, Рори, никто не навредит ни тебе, ни моему ребенку.
Улыбается. Как-то по-особенному, никогда таким его не видела.
Словно маска безразличия трещинами идет, показывая, что под уродством зверя спрятано нечто невероятное, необъяснимое.
И я сама обнимаю широкие плечи, прижимаюсь к новому для себя Ивану, все же знакомому незнакомцу.
— Иван… Я… думала, что заставишь опять выпить какую-то дрянь, чтобы решить проблему, или пошлешь на аборт! Ридли мне сказал тогда, что нельзя тебе иметь детей, семью…
— Этот червь слишком много болтает. Моя женщина и мой ребенок неприкосновенны. Никому не отдам…
Нападает на мой рот так, что зубами ударяемся.
Страстная звериная натура Кровавого берет верх, и он не дает мне возможности вырваться. Царапаюсь как кошка, пока он обнимает, прижимает меня к своей груди и целует одичало, страстно.
Погружает в трепет наслаждения, всматривается в мои глаза и хрипит мне в рот, заставляя захлебываться в собственных чувствах:
– Ведьма зеленоглаза. Родишь мне сына. Как хорошая примерная девочка, а потом и дочь…
Не успеваю ничего ответить, меня накрывает чувственным экстазом, глубинным, что-то внутри меня откликается трепетным теплом, сама не понимаю своих чувств, и я просто теряюсь в ощущениях его рук на своей коже, его улыбке и блеске потусторонних глаз.
И вместе с тем накрывает недосказанность.
Единственная здравая мысль, которая барабанит радостным трепыханием сердца, успокаивает тем, что Иван не заставит меня избавиться от ребенка.
Глава 42
Иван Кац
Всего лишь несколько слов. Одна фраза, произнесенная тихим шепотом, как выстрел, словно нож вогнали в бок, почти достав сердце, и ощущение, что лезвие сломалось, застряло между ребер.
Беременна.
Моя женщина рыдает, признаваясь в этом.
Значит, залетела в самый первый раз. Смотрю в ее зеленые глаза и вижу, как сгибается под гнетом этих слов. А внутри меня злость поднимает голову, потому что баба не должна рыдать из-за того, что залетела.
Это капец как неправильно.
Сцепляю зубы. Считаю до десяти. Лажанул Цветочек по-крупному. Шкуру спущу наживую, если не исполнил приказ.
– Ты не выпила таблетку?
Хочу понять все для себя, и ответом надрывным и голос дрожит:
— Выпила, но я была на нервах и дома меня стошнило, я была не в себе и не подумала о том, что нужно пойти и купить новую…
Верю. Каждому ее слову. То, как дрожит, как губы пухлые кусает нервно, известие о беременности для нее шоковое.
И внутри словно когтями что-то царапает смутным пониманием, что не хочет носить мое дитя, а мысль, что решила скинуть нежеланную ношу, доводит до исступления.