— Смотрю, девочка выросла, а повадки все те же, да, Аврора?!

Рык Ивана неожиданный и я опять вздрагиваю, замираю, вспомнив, с кем именно говорю.

Толкает меня на подушки, нависает. Бледно-голубые глаза фокусируются на мне.

— Ты считаешь себя пленницей, Аврора?!

Рычит, голос понижается до опасных частот, а я впадаю в ступор, пока он наваливается на меня. Сжимает меня в своих руках, проводит пальцами по моему бедру, заставляя ощутить, что под его сорочкой нет белья, я абсолютно голая.

Брыкаюсь, бьюсь под сильным литым телом, пытаясь выскользнуть.

Опять слышу незнакомые слова, Иван, кажется, маты на родном языке выплевывает, и сильная рука вцепляется в мое плечо, резко поднимает, без усилий, ахаю, ноги путаются в одеяле, я почти падаю, но он придерживает, заставляет встать.

— Отвечай!

— Прекрати. Хватит! — кричу в ответ. — А кто я по-твоему?!

— Нет, ты, мать твою, издеваешься?! Если не понимаешь различий, я могу тебе устроить экскурсию, очень интересную и познавательную! Познакомишься с катакомбами. Побудешь узницей.

Подхватывает меня на руки.

Сильный, злой, несет куда-то, в ужасе осознаю, что Иван хочет показать мне нечто страшное.

Я помню Ридли после его подвала.

Не знаю, откуда силы берутся, принимаюсь вырываться, как дикая кошка, царапаюсь.

— Нет! Не хочу! Не надо! Я поняла!

Не реагирует, быстро идет по коридорам, спускается по лестнице, словно и нет ноши в руках.

— Не надо подвала, пожалуйста! Не делай этого, Иван! Умоляю! Я не переживу!

Сжимаюсь вся, закрываю глаза и цепляю его за майку, вдыхаю запах вереска, жмусь к широкой груди, пытаясь найти укрытие.

Вскрикиваю, когда плюхает меня на нечто мягкое, а я боюсь глаза распахнуть. Все еще завернутая в тонкую шелковую сорочку, под которой у меня ничего нет.

— Глаза открой.

Машу головой из стороны в сторону и жмусь к мягкой спинке, пытаясь отдалиться.

— Аврора.

Короткий приказ и пальцами скользит по моей коже. Поправляет мои волосы, убирая пряди за ухо.

Наконец, понимаю, что босые ступни не обдает холодом, в нос не ударяет запах затхлости и сырости, который, наверное, должен быть в пыточных. Да и сижу я на чем-то мягком, удобный стул или кресло.

Распахиваю веки, в шоке смотрю на стол, сервированный для ужина различной снедью.

От голода у меня во рту вязкая слюна выделяется.

— В моем доме ужин подают в восемь вечера. Попробуешь опоздать на него хоть на минуту, последствия не заставят себя долго ждать. Как говорят на моей родине, считай, что получила последнее китайское предупреждение.

В неверии смотрю на Ивана, все еще держу ткань сорочки на груди в интуитивном порыве прикрыться.

Опускает взгляд на мою грудь, которую я подчеркнула, натянув материю, заметив такое непотребство, отдергиваю пальцы, но Иван лишь улыбается моим неумелым попыткам.

— Уясни для себя. Жить легче, если ты не нарываешься на неприятности. Мое слово — закон. Играй по моим правилам. Урок усвоен?

Сжимаю губы, усвоен. Кац наглядно показал, как умеет выбивать почву из-под ног и прогибать. При этом филигранно и тонко, не заходя за грань. Не делая того, чего бы я ему никогда не простила.

Резко подается вперед, заставляет прижаться к спинке, и мне бы отвести взгляд, опустить голову, подчиниться, но какая-то внутренняя гордость не дает.

Продолжаю смотреть в его глаза потусторонние и вместе с тем завораживающие. Все в нем вызывает во мне необъяснимый трепет.

— Я не услышал ответ, кукла. Тебе все понятно?!

— Мне все понятно.

Отвечаю резко, а он цокает языком.

— Почему же в твоем голосе нет смирения? Только вызов.

— Потому что я не согласна. Потому что ты…

Выдыхаю. Не могу собраться с мыслями. Кац слишком близко и это будоражит так же сильно, как страшит.

— Что ты чувствуешь, кукла? — неожиданный вопрос и голос у него теплеет, наклоняется ближе. Ухо обдает жаром его дыхания, а на плечи падают крупные сильные ладони чуть сжимая.

— Боишься меня, м?

— Что я к тебе испытываю? Пожалуй, пока не выбрала между Ужасом и Паникой. Или как там у Аида в преисподней сподручных обзывают?

— Глупышка, — странно слышать улыбку в голосе, — Минос и Радамант.

— Что?!

— Сподручные Аида. Судьи, восседающие у трона ада. Это их имена.

Одурело смотрю в бесцветные глаза, вспоминаю библиотеку с бесчисленным количеством книг на его родном языке.

Кажется, я имею дело с гениальным преступным разумом. Не нахожусь с ответом и просто всматриваюсь в такие холодные голубые глаза. Пытаюсь понять, кто же скрывается за этой прозрачной гладью.