— Да. Я не имею звания, только научную степень. Вам для общения со мной этого будет достаточно.

— Как хотите, — безразлично ответила я, разглядывая помещение, которое было довольно типичным для любого мозгоправа.

— Отлично. У вас сегодня был первый учебный день. Расскажете, как он прошёл?

— Зачем?

— Чтобы получше узнать вас. Я изучила ваше дело, но там лишь одни сухие факты. Так, как прошёл день?

— Как обычно, — проворчала и взглянула в глаза психологу. — Послушайте, Ирина. Если вы читали моё дело, то должны уже знать, что вы не первый психолог, с которым я говорю, и толку от этого общения было никакого. Я понимаю, что вас обязали со мной работать, но у меня нет желания разговаривать с очередным мозгоправом. Сегодня был долгий и утомительный день, и я бы хотела на этом закончить, — поднявшись с кушетки, я направилась к двери.

— Что ж, сегодня я пойду вам навстречу, но в следующий раз вы отсидите положенный час.

— Я больше не приду. Всего хорошего.

Дверь отъехала в сторону.

— Тогда вы больше не будете летать.

Я сделала шаг назад, и дверь вернулась на место.

— Что вы сказали?

— Яна, вы всё правильно услышали. Если вы не будете приходить и разговаривать со мной, вы больше не полетите.

Весь день мне трепали нервы, но я держалась. Но её слова послали к чертям всю сдержанность. Я была в бешенстве.

— Предыдущие психологи нужны были только, чтобы восстановить моё психологическое состояние, но не они решали, буду я летать или нет. С какой стати это право дали вам!? Вы ведь даже не военный. Да что вы вообще об этом можете знать!?

— Догадываюсь, что предыдущие психологи щадили ваши чувства. Я же не намерена этого делать. Это не эффективно, — её мелодичный голос стал абсолютно ледяным. — Вы потеряли жениха, человека с которым вы только собирались строить своё будущее. И неизвестно какое оно могло бы быть. Я же на этой войне потеряла не только мужа, с которым прожила счастливых двадцать лет и могла прожить ещё столько же, я потеряла сына! Частичку себя, которую никто и никогда уже не восполнит. Так что, да, я много чего знаю.

Я горько ухмыльнулась.

— Новая методика? Всё познаётся в сравнении? — и вновь стала серьёзной. — Мне жаль вашу семью. Я была неправа. Но ко мне это никакого отношения не имеет. Я не дура и знаю, что в этой войне многие потеряли своих близких. Но это не значит, что я обязана перешагнуть через своё прошлое и продолжать жить как ни в чём не бывало, так как это сделали вы или кто-то другой. Я искренне любила Марка, он был моим смыслом жизни, и он умер. Больше ничего нет. Только месть.

Я ждала, что Ирина станет спорить со мной, но её взгляд изменился. Словно она пришла к какому-то выводу, но озвучивать его мне, конечно же, не стала. Улыбнувшись, уже спокойно сказала.

— На сегодня я вас отпускаю, Яна. Я знаю, у вас был эмоционально трудный день. Вам нужно отдохнуть. Увидимся на следующей неделе.

— До свидания, Ирина.

Я вышла из кабинета абсолютно разбитая.

Почему все хотели, чтобы я продолжала жить как прежде? Разве я могла? Как можно было переступить через ту всеобъемлющую боль, что заполняла мою душу? В тот миг, когда его не стало, моя жизнь разделились на до и после. И в той части жизни, что началась после, мне ничего больше было не нужно. Единственное, чего я хотела, это разделить его участь.

Нет. Я не хотела просто умереть. Если его жизнь для меня была целым миром, то и моя жизнь была всем миром для него. Разве я могла так просто взять и убить себя? Если есть хотя бы малюсенький шанс, что после смерти душа продолжает жить и наблюдать за любимыми, я бы не хотела причинять ему такую боль, покончив жизнь самоубийством.

Но была одна лазейка. Он не боялся умереть за близких. Считал это достойным, героическим поступком. Что, собственно, так и было. И я всего лишь хотела поступить так же. Сделать всё, чтобы убить как можно больше тратхаров. И если ради этого нужно было бы отдать свою жизнь, я бы сделала это, не колеблясь. А то, что он видит сверху мои страдания, так сам виноват. Нечего было бросать меня.

Моё нежелание мириться с потерей считали эгоизмом? Пусть так. Но это было моё личное дело. У меня нет семьи. Самый близкий для меня человек — это Вадим. Но он, как дальний родственник. Причём не кровный. Если со мной что-то случится, он, конечно, расстроится, но его жизнь от этого не изменится.

Я ни за кого не в ответе. Ни кошки, ни собаки, ни жучки, ни паучки. Я сама по себе. И решать, как мне жить, я тоже буду сама.

Эмоции, бушевавшие во мне вечером, мешали нормально думать, но на утро следующего дня голова немного прояснилась. Я вспомнила о своих словах, сказанных директору. Студенты должны прилежно учиться, чтобы быть профессионалами. Но ведь и преподаватель должен давать знания на высшем уровне. И если вечером у меня не было никакого желания идти на мировую со студентами, то утром я уже так не считала. По крайней мере, со своей стороны я должна была сделать всё, чтобы информация была донесена до них полностью.

Я проснулась немного раньше будильника, и это дало мне возможность подготовиться к занятиям. Они считали, что теоретические знания не так важны, и у меня возникла идея, как доказать на примере, что они ошибаются. Включив сенсор, стала искать нужное мне видео. И нашла.

Первая лекция. На занятие демонстративно пришли все. Почему я думаю, что демонстративно? Чувствовалось по атмосфере. Студенты сидели молча, но смотрели с вызовом. Словно говорили мне: "Давай, докажи, что я не зря сюда пришёл". Я чувствовала, что нервничаю, как и на первом занятии, но виду не подавала. Не стану спорить. Мне хотелось утереть им носы.