– За что?
– спросил я, мне было не вытолкнуть это "за что" сквозь подступавшие к горлу рыдания.
– За что?
– повторил я.

– За то, что ты - сволочь, - охотно и весело объяснил мне Винченцио, из-за тебя Петровича в труповозы отправили, из-за тебя дядя Саша выговор огреб, из-за тебя дракон взбаламутился и Андромеду сожрал... Все из-за тебя... Иди работай и не зли меня.

Я побрел по скудно освещенному коридору, я старался не глядеть на осклизлые холодные стены.

Я знал, что мамина лаборатория совсем близко от дракона. Ближе нельзя. Ближе - "отпетые". А дракон любит холод. Он - горяч и изрыгает пламя. Поэтому ему не нужно тепло, ему нужен холод.

Винченцио толкнул дверь, и мы вошли в огромную комнату, в центре которой впритык стояли умывальники и раковины, образуя длинный ряд.

– Там, - Винченцио указал на другую дверь, - горшочки. Вон тряпки, вон порошок, тряпочку в порошочек - и давай, давай, чтобы блестело, как у кота яйца... Ничего! Нормально. Этим ты не только краны очистишь, ты душу себе очистишь от скверны себялюбия и эгоизма... Вперед!

Винченцио развернулся и вышел.

Я открыл дверь. В полу полутемного коридора были проделаны огромные дыры, в них бурлили, вертелись, будто раскрученные какой-то невидимой мутовкой, нечистоты. Коридор уходил вдаль, в темноту.

Из дыр, где бурлили нечистоты, доносилось странное урчание, бульканье. Неимоверное зловоние стояло здесь. У меня закружилась голова. Я согнулся над бурлящей дырой. Меня вырвало. Дрожащей рукой я вытер подбородок, потом помочился. Я заглянул обратно в умывальню.

И тогда я увидел глаза дракона.

Они были привинчены к четырем верхним углам помещения и излучали ровный, мягкий, умиротворенный свет.

Я представил себе, как, сгорбленный, буду драить краны, чтобы блестели, а эти чуть выпуклые квадратные экраны будут светлеть и светлеть, будут все ярче и ярче освещать мое рабочее место, мою плаху, мой позор.

И тогда я пошел вдоль воняющих дыр по коридору в сгущающуюся темноту.

Я шел и плакал.

В темноте я не заметил дыры под ногами - и чуть было не соскользнул в бурлящие, вскипающие нечистоты, но вовремя остановился.

Опасность успокоила меня. Я пошел теперь вдоль стены, скользя ладонью по ее осклизлой мокрой поверхности.

Я рассчитал так: мой побег, уход - что угодно, как угодно квалифицируй - крутое ЧП - и маме меня не отстоять. Значит, или меня отправят в труповозы, или в "отпетые".

Я шел уже в кромешной, в полной тьме, и глаза мои не могли к ней привыкнуть, я жался все ближе и ближе к холодной сырой стене - и меня пронизывали насквозь ее сырость и холод

Впрочем, иногда попадались сухие и даже горячие участки стены. Я не мог взять в толк, от чего это зависит, но я и не задумывался об этом, а шел все быстрее и быстрее - даже не шел, а словно бы скользил вдоль стены, распластываясь по ней всем телом.

Вдруг стена кончилась. Рука, которой я ощупывал стену, провалилась в пустоту.

Я присел на корточки и похлопал вокруг себя ладонями по полу. То был поворот, боковой коридорчик. Ну что ж, это мне на руку. Чем больше я буду сворачивать, тем дольше меня будут искать, тем несомненнее меня отправят или в труповозы, или на испытания к "отпетым ".

А может, я и сам выйду к "отпетым"?

Я осторожно, осторожно переставлял ноги. В кромешной тьме я не мог себе представить ни ширину, ни высоту коридора.

"А если меня не найдут?"- подумал я внезапно.
– Вот так... Не найдут и все? Это же чрево планеты - и ты здесь один-одинешенек. Так-то вот. Ты сдохнешь здесь от голода. Сдохнешь, замерзнешь". Меня била дрожь. Мне показалось, что вся толща планеты над моей головой снижается, сдавливается, готовится обрушиться на меня, на меня одного.

Я шел, уже не касаясь стены, прямо по коридору, хотя зловоние могло бы мне подсказать, что и здесь следует соблюдать осторожность. Мне было все равно. Исчезнувший подо мной пол, провал в бездну. Странно, вместе с испугом, с ужасом меня охватило наслаждение - чувство ныряльщика с самой высокой вышки.

Бултых! Я нахлебался вонючей горечи, забил руками и кое-как выгреб, удержался на поверхности.

Я провалился в одну из зловонных дыр. Здесь было посветлее, чем наверху: над моей головой, на осклизлом своде мерцали зеленые светлячки, как странные звезды этого подземного мира. Я поплыл, и тогда над моей головой зажглась яркая круглая лампа. Мне стал виден берег (если это можно назвать берегом) - каменный пол, выступающий из моря нечистот.

Я поплыл в ту сторону. Я понял, что это за круглая выпуклая лампа. Глаз дракона. Сколько их тут навинчено! И он засияет еще ярче, еще победнее, если я захлебнусь, утону здесь, в этом дерьме.

Мысль об этом придала мне отчаяния и силы. Я заработал руками и очень скоро почувствовал, что ногами могу коснуться дна.

Свет глаза дракона начал меркнуть, тускнеть - и выбрался я на каменный пол уже в полной темноте.

Я прошел несколько шагов и лег на каменный пол. Пол был горяч. Я отворотил лицо, чтобы не обжечься. Я блаженствовал. Мне было хорошо, как коту на печке. Я перевернулся на спину. Тепло, жар пронизало меня, как когда-то пронизывал мокрый осклизлый холод. Я старался не касаться затылком пола. Лежать таким образом было утомительно и неудобно, но я блаженствовал.