– У меня такое ощущение, – продолжала Аманда с видом, будто собиралась сбросить меня с моста в серые воды Шпрее, – что ты просто используешь меня. Удобно ведь иметь подружку, которая ничего кроме поцелуя на выходные не требует?

Пальцы её барабанили по перилам ограждения, за которым внизу в свете полуденного солнца сверкала водная гладь. Возражать Аманде я так и не научился. Помню, я лепетал что-то жалкое, будто скопированное из учебника семейной психологии. Мол, отношения не следует отравлять вспышками гнева и тому подобное. Аманда взорвалась так, как просыпаются спящие вулканы, сжигая лавой всё на своём пути.

Она кричала, извергая упреки за прошлое и будущее. Ещё пять минут назад не было ни малейшего намёка на недовольство. И вдруг посреди счастья и покоя резкая перемена настроения!

Это как гулять по райскому саду, наслаждаясь пением птиц и красотой экзотических цветов. Внезапно слабая колющая боль в ноге отвлекает тебя от великолепия. «Какая ерунда», – думаешь ты, вытаскивая колючку из пятки, и вдруг с ужасом понимаешь, что это не просто колючка, а жало скорпиона. «О ужас!» В этот же миг всё твоё тело начинает судорожно биться в конвульсиях, радужные краски меркнут, голоса птиц глохнут, как будто бы в одну секунду врата ада поглощают тебя с головой.

3. Отчим. Первый шаг к свободе

Я стоял онемевший. Аманда продолжала изливать на меня своё недовольство, но я больше ничего не слышал. Перед моими глазами вдруг возник знакомый силуэт мальчика лет десяти, который также стоял в оцепенении перед яростью отчима. Понять, чем он не угодил, и насколько велика его вина, было не по силам неизощрённому, детскому уму. Эмоциональная агрессия взрослого мужчины напугала бедняжку. Съёжившись, пряча голову в узкие плечики, он дрожал. Пальцы вцепились в чёрно-белую коробочку и, покраснев, не желали разжиматься.

– Ты опять стащил у меня шахматы? Сколько я повторял тебе не прикасаться к ним? А-а? – кричал коротенький, сухожилистый мужчина. Он тыкал в лицо мальчика маленькой, сделанной из слоновой кости фигуркой. Его вены на правом виске налились «голубой» кровью.

– Но мне подарил их отец, – попытался я неудачно возразить.

– Это мой дом, и всё что находится в нём тоже моё! Понятно?! – прогремел отчим.

– Да, понятно, – тихо произнёс я, вжав ещё глубже голову.

– Повтори громче, я ничего не услышал! – яростно потребовал он.

– Да! Всё, что находится в этом доме, твоё! – эхом вторил я.

– Разве я тебе не говорил, не прикасаться ни к чему до тех пор, пока я не разрешу?

– Да.

– Громче!

– Да!

– Тогда почему ты не выполняешь сказанного?! – зарычал отчим.

– Не знаю….

– А кто знает? – Круглые от бешенства глаза, казалось, вот-вот выпадут из орбит.

Голос ошалевшего мужчины продолжал сотрясать весь дом ещё около часа. Он обзывался словами, которые я никогда не слышал и не знал их значения. В словаре их тоже не было. Наш учитель по истории смог разъяснить смысл одного из них. Он сказал, что выражение взято из очень древней мифологии и в современном языке если и используется, то только для придания красок злому событию.

Я боялся отчима и в тайне мечтал, чтобы он навсегда исчез из моей жизни. Все соседи жалели меня и приглашали к себе, пока не придёт с работы мама. Моя защитница. А мама, когда я ей жаловался, ласково брала моё лицо в ладони и говорила:

– Ты его не бойся, у него просто такой злорадная натура, но он интеллигентный человек и никогда не тронет тебя и пальцем.

– Да, но в чём моя вина?

– Ты ни в чём не виноват. Это моя вина. Это я выбрала себе такого мужа, но теперь я не могу от него уйти, нужно вырастить ещё твоего братишку. – Она гладила меня по волосам и нежно улыбалась. – Я с ним поговорю, а если он опять начнёт кричать, то ты представь перед собой что-нибудь приятное и улыбайся ему в ответ. Тогда «собеседнику» станет неинтересно ругаться, и он замолчит.

Это был замечательный совет. Я настраивался во время очередной агрессии отчима на подвиг Зои Космодемьянской, восемнадцатилетней советской разведчицы, героини Второй мировой войны. Её долго пытали, но она не выдала врагам важной информации. Я думал, что если эта хрупкая девушка с бесстрашием выстояла пытки, то и я смогу. Я представлял её милое лицо и улыбался. Хотя ежедневные издевательства отчима и не становились от этого короче, я от таких тренировок духа чувствовал себя увереннее и не одиноко. Я заметил, что, концентрируя внимание на том, что меня восхищает, постепенно и сам перевоплощаюсь в храброго человека. Понял, что если не могу изменить ситуацию, то нужно принять её и думать о чём-нибудь хорошем. Впоследствии это стало одним из руководящих правил моей жизни.

После очередного скандала я долго сидел в углу, закрывшись на балконе, где никто не мог меня найти. Плача я наблюдал за цветами, растущими на клумбах.

– А что если бы я родился цветком, что тогда бы я чувствовал? – думал я. – Почему я человек, а не эта травинка или не дерево или даже не вот эта собака, которая каждый день обнюхивает клумбу возле нашего дома? Они все наверняка в тысячу раз счастливее меня. Им уж точно не бывает так горько как мне сейчас. Почему я родился именно таким и именно в таких условиях? И кто решает, кем я должен был родиться – цветком или человеком?