— Все исполню, государь! Понимаю, что знать об этом не токмо неприятелю, но и союзникам нашим нельзя!

Глава 11

Черногория

Советник царя Стефана

Алексей Орлов

после полудня 22 февраля 1767 года

— Вы пришли сюда ко мне, чтобы просить меня принять власть над народом, волю которого вы представляете! Скупщина прислала мне о том свою грамоту, вот она!

Стефан поднял над головой развернутый пергаментный лист послания — он выглядел сейчас как настоящий русский император, которого Алехан фактически «сотворил» собственными трудами.

Орлов невольно возгордился собой. За два месяца он добился немалого — теперь непонятно откуда взявшийся самозванец был так похож на покойного императора Петра Федоровича, что даже посвященный человек не отличил бы. Даже в речи четко улавливались привычные, чуть визгливые нотки, одновременно сказанные на двух языках — сербском, с щедро намешанными в нем русскими словами, с добавлением пары немецких фраз — как обычно делал «голштинец».

Достойно выглядел «Малый», представительно — настоящий государь Петр Федорович с узкими чертами лица и тонким, почти женским голосом с визгливыми нотками. Только маленькие усики чернели на бритом лице. Да имя свое чуточку изменил, сообразно случаю — поначалу был «простонародным» Степаном, но сейчас именовавшийся вполне пристойным, «царским» именем Стефана, широко принятым в Угорщине среди знати. Можно припомнить и польского короля Стефана Батория, что в Ливонскую войну осаждал русский Псков.

Но кто он на самом деле, Алехан так и не узнал в точности. Версий происхождения у него было несколько. Какая из них соответствовала истине, Алексей Григорьевич установить не смог, хотя старался, внимательно анализируя все слухи, ходившие между черногорцами. А таковых было изрядное число, и все несли в себе правдоподобность.

Поди тут найди правду!

Но как хитрая лиса, убегая от охотников, постоянно запутывает следы, так Степан их менял периодически, рассказывая о своем прошлом — то он крестьянствовал в Далмации — сплошная ложь, если посмотреть на руки, непривычные к тяжелому труду.

То «дезертир» из австрийской армии, коим он быть не мог — взгляд Алехана на такие вещи был наметанный. И немецких команд толком не знает, и в строю явно не стоял. Хотя с военным делом, несомненно, знаком достаточно хорошо, возможно, приходилось и воевать.

Такое завсегда чувствуется!

То он грек из Янины, то уже турок из Боснии, а то босняк — и, наконец, «чудом воскресший» российский император. С последним вышло лучше всего — Алехан, сам лицедей порядочный по своей природе, добился определенного успеха — самозванец не только походил внешне на Петра III, но и вел себя как убитый им царь.

Речь в точности, только четкая, разумная и связная, манеры, походка, голос — сейчас сам Орлов порой сомневался, что придавил «голштинца». А потому иногда задумчиво смотрел на свои ладони, восстанавливая в памяти события пятилетней давности.

После «исповеди» митрополиту Савве, Алехан заметил, что события быстро «завертелись». В его личности совершенно не сомневались, потому что графы Орловы персонами известными стали не только в России. По меньшей мере, сразу пятеро черногорцев признали его в лицо, приветливо поздоровались и кланялись с достоинством. А он сам хорошо вспомнил двоих из них, рассказав, как с ними встречался в Петербурге. И что говорил после июньского переворота 1762 года, и даже как выпили по кружке вина в одном кабачке, из приличных заведений в столице.

Пасмурная зима пролетела в бесконечном, хлопотливом однообразии — он постоянно рассказывал слушателям, что из всех уголков страны приходили взглянуть на царя, свою горестную историю.

Доводил многих гостей до слез, после большого числа кружек с ракией, как по тайному приказу императрицы Екатерины Алексеевны, сохранил жизнь ее «мужу» (походил на эту роль Стефан замечательно, даже оспины на лице и те одинаковые), как вывез его из России. Затем рассказывал про себя исключительно правду — как воевал против императора Иоанна Антоновича, как бежал из России. При этом каялся и просил прощения у взошедшего на трон молодого монарха.

Вел себя как на подмостках жизненного театра, крайне серьезно. Ведь за бездарное исполнение роли или фальшивость, которую обнаружат, можно легко лишиться жизни!

Встретился также с двумя венецианцами, один из которых был советником дожа, Арманцо Диас, с которым он случайно встречался пару раз в Петербурге. Вспомнили общих знакомых, погоду, что стояла в те дни — по глазам венецианца было видно, что в личности графа Алексея Орлова он не имеет ни малейших сомнений.

А вот второй оказался генеральным проведитором Республики в Которе Антонио Реньером. После беседы с ним, где Алехан крутился, как мог, всячески мистифицируя дипломатов, венецианцы удалились с вытянутыми и побледневшими физиономиями. Орлов прекрасно понимал их беспокойство — одно дело самозванец, которого можно пришибить ненароком и мимоходом. И совсем другое — настоящий государь, за которым явно стоит молодой российский император Иоанн Антонович, растерзавший вместе с Берлином и Веной Речь Посполитую.

Интрига для дожа закрутилась нешуточная!

Что за игры ведут московиты? Почему молодой император не только не убил свергнутого с престола монарха, но и оказывает ему определенное покровительство?!

Любое неправильно принятое решение грозило для Венеции самыми серьезными неприятностями, которые лучше было бы избежать, дабы не подвергать Республику риску!

Ведь если Россия укрепится в Черногории, а Австрия пододвинет войска к Далмации, на которую давно зарилась, то для Республики святого Марка настанут тяжелые дни. Ладно, Петербург далеко, а несколько русских кораблей не представляют ощутимой угрозы — но австрийцы совсем рядом, и могут сами без помощи русских раздавить венецианские войска. И если такой союз между этими державами заключен, то лучше держаться подальше и от Орлова, и от Стефана Малого, и от Черной Горы.