— Это другое дело, Юрий Владимирович. Теперь, мыслю и от османов отобьемся и венецианцам морду набьем!

— Ты погоди кулаками махать, тут «политик» нужен. Я с их наместником на днях говорить буду. А пока пойдем ларец открывать, да инструкции прочитаем. Твое присутствие надобно!

Они отошли от серой стены старинного монастыря, и подошли к домику, возле которого стояли двое егерей в непривычных зеленых куртках и просторных штанах, на ногах ботинки с онучами, а на головах шапки суконные с козырьками. А еще человечек там стоял рядом, с крысиным лицом, до боли знакомым — память у Орлова была хорошая, вон как напрягся.

— Доброго вам здоровья, Алексей Григорьевич!

Согнулся в поклоне, и тут Алехан его признал — чиновник из Тайной экспедиции. Ответно буркнул:

— И тебе не хворать! Не помню как зовут тебя… Но признал!

Они вошли в домик для странников — топчаны да очаг с дровами — топилось по-черному. Вот и вся обстановка — черногорцы жили очень бедно, но это было их гордостью.

— По повелению императора Иоанна Антоновича обязан я вскрыть ларец в присутствии Алексея Григорьевича Орлова! А личность «известной персоны» своим словом подтверждаю!

— То полное право вашего сиятельства, — склонился в поклоне чиновник. — Его сиятельство вижу рядом с вами, а его имп… а его царское величество узрел собственными глазами. И перед волей вашей склоняюсь! Позвольте мне печати снять с ларца?!

— Делай как велено, — отозвался князь, и спокойно смотрел, как «тайник» живо соскреб три печати из сургуча и развязал многочисленные веревочки. Затем низко поклонился и вышел.

— Сейчас посмотрим, что в ларце хранится, — Долгорукий снял с шеи ключик и вскрыл со щелчком замок. Откинул крышку — Алехан стоял рядом, проявляя жгучее любопытство.

— Так, это по твою персону, граф, — титул дался Долгорукому легко. В императорской грамоте указывалось, что за оказанные заслуги державе Российской, Алексею Григорьевичу Орлову возвращается титул и чин генерал-майора с кавалерией ордена святого Александра Невского. А еще назначается он главным воеводой всего черногорского войска и ополчения, которому следует придать должный вид регулярства на манер егерей, что в российской армии службу несут.

Юрий Владимирович посмотрел на Алехана — тот побагровел от оказанной ему чести. И задумался — видимо, решая как мундир себе новый пошить, ибо кафтан не самая подходящая форма.

— На бриге загружено три тысячи обновок егерских. Есть там для офицеров, они на генеральские похожи, только накладки сделать нужно. Завтра подберешь себе мундир подходящий, граф!

Князь пришел к нему на помощь. Затем достал красную ленту с рубиновым крестом и шитую серебром звезду — вручил Орлову. И углубился в изучение других грамот. Потребовалось четверть часа, чтобы разобраться, и он закрыл крышку небольшого ларца.

Посмотрел на Алехана — тот с блаженством на лице сидел на топчане и гладил заново полученные награды. Много ли такому честолюбцу для полного счастья нужно?!

— Там грамоты царю Стефану с орденами — перед Скупщиной вручить надо. И медали золотые для старейшин и воевод три десятка, да серебряных сотня для уважаемых людей. И грамоты на них стопкой — только имя вписать. Митрополиту золотой крест с каменьями, и грамота от патриарха. И еще полдесятка крестов поплоше — для награждения архимандритов. А еще приказано выдать всем старейшинам по пять червонцев, воеводам по пять полуимпериалов, а всем кто на Скупщине голос подает по два рубля серебром — полтинами и полуполтинами — их отныне больше не чеканят, вот сюда и прислали. У нас теперь новые монеты и ассигнации в ходу — ими велено платить все подати обязательно. Казну егеря сюда доставят и охрану в пути обеспечат.

Князь остановился, потер переносицу и тут вспомнил:

— Да, там еще грамота дезертиру твоему — хорунжему Емельяну Пугачеву, что в Пруссии из полка донского сбежал с тобою. Впредь в Россию ему не являться, а супруга его сюда доставлена будет за казенный счет. Жалуется еще гвардейский мундир казачий и чин сотника. Сто рублей и сабля с каменьями на корабле, доставят тоже. Император Иоанн Антонович почему-то долго смеялся, когда ему о сем Пугачеве донесли. И фразу непонятную добавил — теперь пусть у турок голова болит, если он себя вскорости новым султаном объявит…

Глава 15

Санкт-Петербург

Иоанн Антонович

утро 6 октября 1767 года

— Государь, зачем ты признал этого самозванца?!

Словно вырубленное топором лицо фельдмаршала выражало недоумение. Действительно, вот уже как полгода Миних каждый раз допытывался, почему приходилось делать той или иной шаг, но Иван Антонович предпочитал либо отмалчиваться, или отшучиваться. Но сегодня Никритин решил говорить откровенно, не желая и дальше расстраивать министра Военной коллегии — все же шутки с его возрастом недопустимы, и незачем старика, пусть бодрого, терзать лишними сомнениями.