Мать встретила их на пороге.

– Николя, дорогой мой! – она расцеловала Ника в обе щеки. – Проходи в гостиную, чувствуй себя как дома! Андреа сегодня приготовила изумительные круассаны! Сейчас все вместе будем пить чай!

– Аделия Владимировна, прошу прощения за мой внешний вид. Сегодня я совсем не одет к завтраку, – виновато сказал Ник, пытаясь спрятать за подругой голые лодыжки.

– О, перестань, что ты! Ты всегда прекрасно выглядишь! Просто сегодня твой стиль – нарочитая небрежность! – она засмеялась. – И сколько раз тебя просить, милый? – в голосе матери звучала укоризна, а ещё сталь. – Адель! – Она ненавидела любые намёки на возраст и тратила львиную долю резерва на заботу о внешности.

Сколько лет Аделии на самом деле, не знала даже Зоя. Она сомневалась, что и отец был в курсе, в каком возрасте сто пятнадцать лет назад взял в жёны юную красавицу Аделию. Но и сейчас мать была очень красива. Ей с трудом можно было дать больше, чем тридцать пять лет. Её чёрные волнистые волосы были гладкими и блестящими в любое время дня и ночи, словно Адель ежечасно обновляла укладку в салоне. Мать никогда не собирала волосы в причёску, и её локоны смоляной лавиной ниспадали до поясницы. Несмотря на кулинарные изыски горничной, Адель имела тонкий изящный стан. Когда мать устраивала приёмы и суаре в своих гостиных, то надевала облегающие струящиеся шёлковые платья, которые неизменно подчёркивали её идеальную, по мнению глянцевых журналов, фигуру. Как водится, глаза выдавали возраст, но не морщинками, как это бывает у людей, а взглядом. Зоя часто замечала, что глаза матери жили словно отдельной от хозяйки жизнью. Когда Аделия радовалась и смеялась, её глаза продолжали смотреть на мир холодно и безучастно, словно всё давно знали, словно всё уже видели. А может, так оно и было на самом деле?

– Зоя, милая, иди в ванную и приведи себя в порядок! Выглядишь так, будто… В общем, не важно. Поторапливайся, у нас сегодня важные гости, не нужно заставлять себя ждать, – бросила через плечо Адель, уводя Ника в гостиную.

Ведьма разулась, сняла пальто и бросила его на бархатный зелёный пуф, стоящий у основания огромного зеркала в золотой раме. Прошла по длинному коридору до кухни – уютной и словно наполненной светом.

Мать Зои неодобрительно относилась к кофе, предпочитая, чтобы за завтраком подавали чай, и Зоя решила сперва попросить у Андреа чашку свежесваренного эспрессо, а затем уже в более-менее внятном состоянии вести светские беседы с Эрто и матерью.

Андреа как раз вынимала из духовки противень с круассанами – судя по аромату, витавшему на кухне, шоколадными. Андреа работала в их семье сколько Зоя себя помнила. Гувернантки, домашние учителя сменялись один за другим, а Андреа всегда была с ними. Зоя помнила, как в очень глубоком детстве спрашивала у папы, почему же Андреа не пользуется магией. Тот усадил маленькую Зою на колени и объяснил, что существуют обычные люди, которые работают на колдунов, потому что сами не способны творить волшебство.

И ещё долго, лакомясь фирменными шоколадными круассанами, Зоя не могла поверить, что такое чудо можно приготовить без заклинаний. В конце концов трёхлетняя Зоя решила, что, наверное, взрослые не правы, и какая-то магия всё же у Андреа есть – хотя бы кулинарная! Может быть, она только этот раздел прилежно изучала…

Сейчас горничная, медленно разогнув спину, подняла голову и с улыбкой встретила хозяйскую дочь. Поставила противень на мраморную столешницу, утёрла запястьем влажный лоб, оправила белоснежный передник и распахнула объятья для Зои.

– Давненько вы не заглядывали, Зозо!

Зоя прижалась к пышной груди Андреа и обняла её. Потом отстранилась и поцеловала в щёку.

Андреа засмеялась.

– Хозяйка вас уже ждёт?

– Подождёт, – фыркнула Зоя. – Андреа, можно тебя попросить…

– Как обычно, с корицей и кардамоном? – горничная засуетилась, доставая из шкафа зерновой кофе и ставя на плиту турку. – Опять всю ночь не спали? Ma ch'erie, ну нельзя же так! Пока молодая, конечно, кажется, будто море по колено, а здоровье всегда будет прежним, но, Зозо, я вам так скажу…

– Андреа! – голос матери прозвучал требовательно и так близко, будто она стояла в шаге от Зои. – Мы тебя уже заждались!

– Бегу-бегу, – пробормотала горничная, переложила круассаны на фарфоровое блюдо и поспешила в гостиную. – Зозо, справитесь дальше сами?

Зоя махнула рукой и подошла к плите. Когда кофе сварился, налила его – не в миниатюрную чашечку из многочисленных маминых сервизов, а в обычную керамическую кружку с дурацким котёнком, невесть как затесавшуюся среди посуды. Мать, конечно, ничего не скажет, но точно подожмёт губы и посмотрит на Зою как на умалишённую – ещё бы, так позориться перед мастером Эрто!

Убрав с лица чёлку, Зоя глубоко вздохнула, сжала губы, отхлебнула кофе и решительно вышла из кухни.

Гостиная была гордостью Аделии, она начала обставлять её ещё до революции. С потолка свешивались две хрустальные люстры. Когда Адель того желала, стилизованные лампочки заменялись на настоящие свечи, и потолок мерцал десятками огней. На стенах гордо изгибали бронзовые шеи парные подсвечники. Старинный отполированный до блеска паркет был покрыт бордовыми коврами из шёлка ручной работы с геометрическим орнаментом. На нём стояли диван с изумрудно-зелёной обивкой и коралловыми подушками, бордовая софа и два кресла, украшенные этническими узорами, а между ними – низкие деревянные столики с резными ножками и окантовкой из яшмы. Адель рассказывала, как перекупила их у какого-то то ли графа, то ли князя в начале прошлого века. У стены стоял салонный двухметровый рояль, выполненный в стиле арт-деко из белого дерева. Окно было распахнуто, дул ветер, и лёгкий тюль цвета слоновой кости трепетал, дотягиваясь кисточками до керамических высоких вазонов с фикусами.