— Энни, подожди! Энни! — Жан поднялся, чтобы ее догнать.

Но Франц его остановил.

— Сейчас с ней бесполезно говорить. Перебесится, потом все объяснишь.

Глава 14

До усадьбы Энни шла, дрожа как осиновый лист. Накидка осталась там, в поле, а луна не грела. Энни обхватила себя руками, но от этого теплее не становилось. Слезы лились по щекам, стекали неприятными холодными каплями по шее, но она не вытирала их. Энни не могла понять, почему Франц с ней так поступил. В последнее время они сблизились, Франц часто заходил за ней, и они гуляли по вечерам, болтая о том о сем. Но ни разу Франц ни словом не обмолвился о женитьбе на Анхелике. Они даже как-то встречали ее на рыночной площади. Она гуляла под руку с лучшей подругой Миртой, и с Францем она поздоровалась одними губами. А он лишь небрежно кивнул ей головой.

Да если бы знала Энни об их отношениях, разве пошла бы она к Францу, разве позволила бы целовать себя? Она бы придумала другой способ отделаться от женихов. Еще, дура, размечталась о свадьбе, о том, как Францу купит новую кузню. И в чувствах ему призналась. Угораздило же!

А Жан? Тоже хорош! Крался, небось, за ними, прятался за деревьями и кустами, наблюдал, ждал, когда же все зайдет слишком далеко. Сейчас еще расскажет Францу, что тот был слепым исполнителем ее коварного плана по избавлению от невинности. И непонятно, что хуже — будет Франц думать, что она наивная влюбленная дурочка, мечтавшая испытать счастье близости с ним перед свадьбой, или поверит, что она расчетливая, избалованная девчонка, решившая использовать его. Энни сама не знала, что ближе к действительности.

Она запуталась. Единственное, в чем она была уверена, что не хочет видеть ни Франца, ни Жана. Пока Энни добралась с окраины Ольстена до усадьбы, она чуть не околела. Зубы отбивали дробь, а оголенная кожа будто покрылась невидимой ледяной коркой.

Еще и дворовые собаки облаяли ее, не сразу признав. От оголтелого лая проснулась Ханна и, зевая, вышла с фонарем на крыльцо.

— Где тебя носило? — недовольно заворчала старушка.

— Гуляла.

— Жан пошел тебя искать. Разминулись?

— Видимо, да.

— Ты ж дрожишь вся. Давай молочка нагрею?

— Я устала, хочу спать.

— А с лицом чего? Распухло все.

Энни ненавидела способность Ханны все подмечать. Ее старческие глаза видели слишком многое. Чаще всего то, что Энни хотелось бы скрыть.

— Ветром глаза надуло. Слезы текли.

— А имя этого ветра ты мне, конечно же, не скажешь, — пробормотала Ханна.

Энни сделала вид, что не расслышала ее слов.

Как ни странно, Энни в эту ночь уснула быстро. Ханна помогла ей улечься и укрыла двумя шерстяными одеялами, потом не сразу ушла заниматься своими делами, а сидела над Энни, поглаживая ее голову, пока та не засопела.

Проснувшись утром, Энни обнаружила на стуле у кровати свою шаль, аккуратно свернутую и почищенную от сухой листвы и былинок. Видимо, Жан занес ее или рано утром или поздно ночью. Но Энни спала так крепко, что ничего не услышала.

Выпутавшись из плена одеял, Энни опустила ноги на холодный пол и застыла как статуя. Она вдруг поняла, что осталась наедине со своими мыслями, с той неразберихой, что творилась у нее в голове. Отцу она не могла рассказать о том, что произошло. Узнав, что она вчера натворила, он схватится за сердце, скажет, как сильно она его разочаровала. Он не поймет.

Ханна будет ругаться, обзывать ее распутной девкой, а то и отходит мокрым полотенцем.

Жан. Его она даже видеть не хотела.

И вроде бы вокруг нее столько близких людей, а она чувствует себя одинокой.

Внезапно ее осенило. Она может сходить к отцу Дариону. Он не осудит, подскажет, как быть дальше.

Внизу она наткнулась на Жана, но сделала вид, что не заметила его. Он ее тоже не окликнул и не поздоровался.

Захватив на кухне кусок хлеба, Энни поспешила в церковь. На проповедь она опоздала, поэтому попыталась тихонько прошмыгнуть на последний ряд.

Отец Дарион что-то говорил об умении прощать. Ей бы это умение сейчас очень сильно бы пригодилось.

После окончания проповеди люди тонкими ручейками потекли по проходам к выходу. Возле отца Дариона как всегда образовалась группа прихожан. Кто-то хотел уточнить, правильно ли понял слова святого отца, кто-то хотел спросить совета, кто-то просто поблагодарить. Энни подошла ближе к амвону, но все же держалась на расстоянии от селян, атаковавших вопросами отца Дариона. Ей нравилось наблюдать, как он участливо кивает головой, выслушивая просителя, как терпеливо дает ответы каждому, как он искренне улыбается или хмурит брови.

Как только от него отошел последний верующий, отец Дарион подозвал Энни. Он давно обратил внимание на то, что она его ждет.

— Понравилась проповедь?

— Да, очень. Она была такая же интересная, как и остальные.

— Ты говоришь о последних пяти минутах? — рассмеялся Дарион. — Я видел, когда ты зашла.

— Зато какие это были пять минут! — не растерялась Энни.

— Ты хотела поговорить или исповедаться?

— Я не знаю. Я недогрешила. Хотя и была серьезно настроена.