— Давай присядем, — он указал на скамью, и Энни, вздохнув, села.

— Ты намеренно собиралась совершить грех?

— Да. Я планировала его.

— Какой же грех ты планировала?

— Любодеяние, — Энни старательно разглядывала руки, сцепленные в замок на коленях, и ине могла заставить себя взглянуть на отца Дариона.

— Ты не смогла противостоять вожделению?

— Не было никакого вожделения. Сначала не было, — поправилась она, вспомнив, как горели ее губы от поцелуев, как жаждало ее тело прикосновений Франца. — Я не хочу выходить замуж, а отец рано или поздно решит устроить мой брак. Я бы хотела быть вместе с человеком, который был бы приятен моему глазу и сердцу, с кем мне было бы интересно и кто был бы мне близок по духу. Я хочу сначала найти в человеке эти качества, и уже потом стать его верной спутницей. А благодаря тетушке Маргаретсвататься ко мне будут те, кого в уважаемых домах и на порог не пустят. С такими не бывает «слюбится», с такими вся моя жизнь превратится в «стерпится». Так не честнее ли будет оставаться одной? Я подумала, что если лишусь невинности, отец перестанет принимать кандидатов на мою руку, боясь скандала. Я выбрала парня, который мне всегда нравился, и попросила помочь. Вернее, мне даже просить его не пришлось.

— Его плоть оказалась слаба перед искушением?

— Очень. Я думала, что его придется долго уговаривать. Да что говорить, я и сама не лучше.

— Энни, видимо, молодой человек испытывает к тебе определенные чувства, и если вы сочетаетесь браком, то и грех ваш искупится.

— Он уже помолвлен. У него скоро свадьба с другой. Я никогда не пришла к нему, знай я об этом. Я бы придумала что-нибудь другое, я бы…

— Планировала другой грех, только более серьезный?

Энни покосилась на отца Дариона. Он улыбался.

— Про завещание ты ему не говорила?

— Нет, конечно! Я бы хотела, чтобы меня любили за душу, в крайнем случае, за тело, но никак не за мои деньги.

— А ведь слух о завещании мог бы тебе помочь, — задумчиво произнес отец Дарион. — Поверь мне, Энни, те, кто сейчас презрительно морщат нос, когда речь заходит о тебе, мигом изменят отношение и закроют глаза на любые твои недостатки.

— Вот этого я и не хочу. Отец Дарион, скажите, я красивая?

— Да, Энни.

— Почему он тогда женится на другой?

— Энни ты как факел, яркий, освещающий все вокруг, обжигающий. Может, ему нужна свеча, которая мягким светом будет освещать пространство его жизни. Дело не в том, какая ты, дело в том, что нужно ему. Ты любишь его?

Энни пожала плечами.

— Иногда мне кажется, что я любила его всю свою жизнь, иногда — что ни единой минуты.

— Мне кажется, что у тебя еще все впереди.

— Отец Дарион, а что мне делать со своим грехом?

— Кто-то из вас смог остановиться, так ведь?

— Да. С божьей помощью, — Энни вспомнила, с какой силой Жан отшвырнул от нее Франца.

— Энни, в давние времена за блуд побивали камнями. Но я бы хотел, чтобы тебя от него отвращал не страх наказания, а понимание, что телесные отношения нужны, чтобы дарить наслаждение друг другу в браке, ибо муж и жена уже не двое, а одна плоть. И уж точно они не должны быть способом для достижения цели.

Глава 15

Почему-то после разговора с отцом Дарионом Энни стало легче, даже обида на Жана немного улеглась в душе. Ей было бы куда больнее, если бы близость с Францем все же случилась, а потом оказалось, что он вскоре женится. Франц в очередной раз доказал свою ненадежность. И как бы он ни привлекал ее внешностью и веселостью нрава, характер для Энни играл куда большую роль. Возможно, к Анхелике повезет больше, и Франц будет относиться к ней по-другому.

Вечером к Энни пришла Мирта, дескать ее отец передает горшок свежего меда для графа де Рени. Девушки не были подругами и даже раньше не общались, поэтому Энни удивилась, когда Хромоножка доложила, что Мирта хочет ее видеть. Энни смекнула, что мед это надуманный предлог для встречи. Иначе Мирта просто передала бы горшок Грете или Ханне.

Мирта ждала Эниану на крыльце, кутаясь в шерстяной клетчатый платок. К груди она крепко прижимала глиняный горшок, будто боялась выронить. Выглядела она неважно — болезненно и изможденно. Глубоко посаженные глаза из-за темных кругов под ними казались запавшими.

— Вот, отец передал, — Мирта протянула Эниане горшок, и Энни, коротко поблагодарив, отворила дверь в дом, собираясь скрыться внутри.

— Постойте.

Энни обернулась.

— Я пришла поговорить с вами.

Энни поставила горшок у порога, затворила дверь и оперлась на нее спиной, сложив руки на груди.

— Говорите.

— Вы ведь близки с Францем?

Энни нахмурилась.

— Мы дружим с ним с детства. Конечно, мы близки. Об этом весь Ольстен знает.

— Может, мне показалось, — неуверенно продолжила Мирта, и ее подбородок мелко задрожал, — но вы часто гуляли вдвоем в последнее время.

— Не показалось. Жан болеет. Если бы он не болел, мы бы гуляли втроем.

— Он так смотрел на вас. Друзья так не смотрят.

Энни закатила глаза:

— Мирта, он смотрит так абсолютно на всех девушек. Даже на Ханну он смотрит таким же взглядом.

Энни все ждала, что Мирта наконец признается, что же ей нужно от нее, но Мирта ходила вокруг да около.

— Я видела вас вчера с Францем, — выдала Мирта, уставившись на Энни черными, немигающими глазами.

— И что? Нас вчера много кто видел.