— Твоя мать думала, что сможет удержать мужчину ребёнком.

Томас усмехнулся и, готова поклясться, услышала едва уловимое: «Глупая шлюха».

— Я же не преследую подобной цели. Я просто не готова, понимаешь? Мне двадцать один, — осторожно напомнила, боясь ляпнуть очередную глупость. — Я живу в самом убогом номере отеля, и вся моя зарплата уходит в копилку на квартиру. А ещё я хочу вернуть свою ауди. И путешествовать хочу, Томас. И глупости совершать хочу. Мне двадцать один!

— Ник…

— Я не придерживаюсь модной идеологии «Свобода от детей», я не против детей, но не сейчас. Сейчас не готова!

— Ник! — настойчиво повторил моё имя, и ощутила, как пальцы прижались к скулам, останавливая поток прорывающихся слов. — Я тебя понял!

Разве? Боги! Чувствовала себя дьяволом воплоти и никак не могла избавиться от этого мерзкого ощущения. Томас со своим внутренним мудаком был воплощением снизошедшего Ангела! И как только могла забыть его счастливый блеск в глазах при виде малышки Глассов?

Хватило пяти минут выдержки, прежде чем выпалила:

— Неужели ты хочешь ребёнка?

Майер в раздражении перекатился на свободный край кровати и прикрыл глаза ладонью:

— Прошу, Ник, ни слова о детях. Вернёмся к разговору, если завтра врач подтвердит твою беременность.

Согласно кивнула и удобнее устроилась на кровати, прижавшись к боку мужчины. Несмотря на глубокую ночь за окном, свинцовые веки и продолжительные зевки, — никто из нас не заснул в ближайший час. Этой ночью расшатанные нервы не позволили сомкнуть глаз.

Неприятное чувство поселилось в душе, когда мать скинула адрес больницы. Помнилось, у отца всегда был личный лекарь, личный фармацевт, личный подтиратель соплей и личный подносчик таблеток. Стоило ему чихнуть, как вокруг тут же начинали юлить профессионалы в области «чихание без причины». Настало время, когда отец из уютных апартаментов переместился в самую простую больницу, в которой наблюдался обычный люд и в которой наша нашумевшая фамилия вызовет лишь саркастическую улыбку.

Я искренне надеялась, что мать не согнулась в припадке на одном из диванов, не славившегося своей кожей и упругой набивкой, и не нагрубила персоналу, отказавшему приносить чашечку изысканного кофе.

Ускорила шаг и в неудовольствии поглядела на Томаса, отставшего на несколько пролётов вверх по лестнице. Он вовсе не спешил и даже умудрился пропустить вперёд уборщиков, чем заставил остановиться и выпалить:

— Не хочешь вернуться в машину? Ей Богу, Томас, отца хватит второй приступ, если увидит тебя!

— Я не собираюсь заходить в палату, — успокоил мужчина и, быстро преодолев расстояние между нами, вручил пакет с фруктами. — Ты вообще уверена, что стоит навещать его? Он как-то не рвался разрешать твои проблемы.

Нет, я не уверена и до последнего сомневалась, но отступать было поздно. Нутром чувствовала в нескольких метрах суетившуюся мать и, не желая находить отговорки сбежать из больницы без оглядки, переступила порог стационарного этажа.

Не ошиблась: мать мерила шагами узкий проход от одной двери палаты к другой и усердно вытирала ладони влажной салфеткой. Она нисколько не изменилась, только загорела и, что лукавить, похорошела. Женщины всего мира могли возненавидеть её за возраст сорок пять и внешний вид тридцатипятилетней жгучей брюнетки с фигурой молодой Синди Кроуфорд.

— Никки! — воскликнула мать и взмахнула руками, дожидаясь, пока я на ватных ногах дойду до неё. Ни шагу навстречу.

— Привет, мам, — неосознанно прошептала и ощутила, как грудную клетку болезненно сдавило, когда потянулась за объятьями и не получила желаемой материнской ласки.

— Никки, ты себя видела? — заохала мать и ухватила за плечи, в нескрываемой гримасе рассматривая мой внешний вид. — Когда ты последний раз посещала косметолога? Твои запущенные поры со спутников увидеть можно! А волосы? У тебя были такие красивые волосы!

Воодушевление, нахлынувшее при виде матери, разбилось о скалы жёсткой реальности, где не было места материнским чувства и, чёрт возьми, любви. Отступила, чувствуя пустоту в области сердца и с мольбой обернулась, поджидая появление Томаса. Только он способен восполнить образовавшийся вакуум внутри меня.

— Как твои дела? — холодно поинтересовалась, стараясь сделать вид, что замечания внешности остались без должного внимания. Свободной рукой обхватила свою талию, надеясь, что комментарии по поводу одежды и фигуры не будут высказаны.