Мужчины ужасны, мне об этом давно известно.

Грэм Эйнардс ужасен в высшей степени, но его жизнь внезапно оказалось слишком важна.

Когда это случилось? В какой момент? Не знаю, но уже без разницы — он ценен, и точка. И этого, похоже, не изменить.

Я осторожно забралась на кровать, уселась поверх простыни, прямо на неподвижного мужчину. Распахнутые крылья нервно дёрнулись, осыпая нас с Грэмом пыльцой. Я наклонилась к его губами, коснулась дыханием и тут же отодвинулась в попытке сосредоточиться.

Призвав силу, сконцентрировалась на самой мелкой, самой незначительной ране, и… а ничего.

Я стала вливать волшебство, но моя сила неожиданно упёрлась в преграду. Ситуация шоковая. Не может такого быть.

Ведь я общалась с Грэмом много раз. Я приглядывалась к нему. Даже целовалась с ним! И точно говорю, никакой защиты не было. Впрочем, пыталась ли я её искать? Смотрела ли настолько глубоко?

Я отшатнулась и уставилась ошарашено. Могучее тело было изранено, дыхание стало редким, сердце стучало через раз. Но там, под тусклым свечением такой обыкновенной, такой человечной ауры, находился плотный панцирь. Снова призвав силу, я погрузила пальцы в ауру, чтобы добраться до защиты вживую.

Прикоснуться к ней, а дальше… снова ничего.

Я хотела впиться, отодвинуть, разорвать, но не вышло. Проклятый панцирь не поддавался, я царапнула по нему и всё. А он мешал! Не пускал волшебство. Блокировал, запрещая исцелить тело и позвать душу.

Убрать арбалетные болты было просто, ведь я воздействовала на предметы, не трогая тело. Убрать кровь — тоже ничего особенного, а здесь…

Это чем-то напоминало защиту Тевлогия. Отдалённо. В случае «святого» отца защита не «пряталась» и ощущалась как нечто вязкое и тёмное, а тут нечто прямолинейное и стальное.

— Р-р-р! — не в силах справиться с эмоциями зарычала я. Опять царапнула панцирь, и снова, и снова…

Но я не могла. Защита была сильнее, и сейчас она убивала такого дорогого мне мужчину. Не позволяла вылечишь. Блокировала. Не пускала никак.

От ощущения собственной беспомощности по щекам побежали слёзы. Горячие и жгучие — они катились и падали на широкую мужскую грудь.

И вдруг… всё. Эта грудь перестала приподниматься, а я торопливо положила ладонь в надежде почувствовать биение сердца. Потом припала ухом, и с ужасом осознала — тишина, конец.

Грэм Эйнардс, этот невыносимый стражник, умер. Секунда, вторая, третья — в горле встал колючий ком. Грэм не дышал. Всё его тело словно заледенело, а я поняла, что теряю контроль, и сейчас взвою…

Я выгнулась от невыносимой боли и почти закричала, когда что-то произошло…

В воздухе повеяло чем-то непонятным, незнакомым, странным. Я бы назвала это присутствием волшебства, но точно не волшебство. А спустя миг безобразные раны вспыхнули, заливаясь алым свечением, и Грэм Эйнардс выгнулся, шумно хватая ртом воздух. Ожил. И пусть я не уловила природы мелькнувшей здесь силы, но отлично поняла, что произошло.

Самоисцеление. Умерший, а точнее недоумерший, вылечил себя самостоятельно.

Точно не вмешательство. Такое ни с чем не спутаешь. И то, что Грэм умеет вот так… это было невероятнее, чем всё, что сегодня произошло.

А самым невозможным стало другое:

— Скажи мне Ами, — произнёс Грэм, открывая свои невероятные глаза, — почему живым и здоровым я тебе не нужен, а как умер, так сразу примчалась?

Прозвучало сурово и даже сердито.

Я хлопнула ресницами. Смысл вопроса доходил очень медленно, потому что сам вопрос был неожиданностью, ведь от мёртвых никаких разговоров не ожидают… Зато руки мои оказались сообразительнее головы и, вцепившись в разделяющую нас простынь, потянули ткань на себя.

Прикрыв свою наготу, я уставилась на совершенно здорового, но очень хмурого мужчину. Лишь теперь осознала смысл вопроса, а ответить не успела, потому что поняла кое-что ещё.

— Ты меня помнишь? — снова шок, но продлился он недолго.

Учитывая обнаруженную защиту, логично, что на Грэма, как и на Тевлогия, моё волшебство не действует, но…

— Но ты же вёл себя так, словно всё-всё забыл! — на эмоциях воскликнула я.

Чувства превратились в пёстрый клубок — стало и обидно, и возмутительно, и радостно, и неловко. Я испытала, кажется, всё. В какую-то секунду меня просто взорвало, зато Эйнардс остался спокоен как скала.

— А что? — недобро прищурился он. — Мне следовало повести себя иначе?

Чувства завернулись в спутанный клубок ещё раз. Он помнил, и… Он же смотрел как на пустое место! Да ещё и кольца другим девушкам раздаривал.

— Стоп! — я аж подпрыгнула, а простыню натянула ещё выше, стараясь не думать, что сижу на Грэме совсем голая. — Ты знал, что я пыталась лишить тебя памяти?!

Просто Тевлогий, например, не знал.

Служитель не замечал никогда. Нет, после представления, разыгранного Грэмом, в искренности «святого» отца тоже можно усомниться, но, учитывая сколько раз я пыталась воздействовать на Тевлогия, там не справится даже самый гениальный актёр.