Впрочем, видя характер местных девушек, есть подозрение, что такая выходка их только взбодрит.

Я вздохнул и резюмировал:

— Бабы — дуры.

А вот эта мысль бойцам понравилась, ею они прониклись мгновенно.

— Точно дуры, — кивнул самый взрослый.

Юнец, который продолжал делать отжимания, благоразумно промолчал.

— Причём дуры что в юности, что позже, — добавил другой. — А несколько дней в месяц так вообще ведьмы!

Все дружно закивали.

— В узде их держать нужно, — сказал первый. Он показательно сжал кулак, и все сразу согласились. Только юнец взглянул с сомнением, а поднявшись на ноги, не удержался от глупого вопроса:

— В узде? А как же любовь?

Старшие зафыркали, а я стиснул зубы. На мгновение пустота в груди стала бесконечной. Я чувствовал себя странно, неправильно, но точно знал, что когда-нибудь это пройдёт. Всё наладится. Я обязательно исцелюсь от этой нелогичной тоски.

— Любовь — это хорошо, — сказал я примирительно. В конце концов он молодой, ему надо во что-то верить. Пусть даже в такую глупость.

Впрочем, правда всё-таки прорвалась:

— Но любовь к боевому оружию надёжнее, чем к женщине.

Парень покраснел.

Смутился так, что я тоже не выдержал:

— Ты влюблён что ли в кого?

Боец пожал плечами, потом робко кивнул, а спустя миг решился — выпятил грудь и сказал громко, с достоинством:

— Да, люблю! И она самая лучшая девушка в мире!

Я поморщился. Лучшая, угу. Сколько этих лучших? Одна другой прекраснее. Только все дуры, как ни крути.

Даже захотелось заспорить, открыть юноше глаза, но я, зная про важность иллюзий, сдержался. Махнул рукой и уже собрался уйти, когда вспомнил о содержимом своего кармана. Запустил руку, вытащил горсть колец и, протянув бойцу, скомандовал:

— Выбирай!

У парня глаза округлились:

— Но…

В общем, кольцо его девушке я выбрал сам. Три бриллианта и один сапфир сильно повышали вероятность того, что мисс не откажет молодому стражнику.

Ну а я… Пожалуй сегодня никаких штурмов и задержаний. Пока кто-нибудь будет вывозить пожароопасные мешки, мы с боевой группой нагрянем в кабак и как следует напьёмся. Вдрызг. В слюни. Так, чтобы в канаве заночевать.

Амирин

Тевлогий, как оказалось, спешил на лекцию архиепископа, которая проходила в одном из публичных залов. Тема лекции была максимально широкая — «Про праведную, безгрешную жизнь».

Я поморщилась, когда услышала, но всё-таки осталась. Устроилась в задних рядах, но так, чтобы видеть сутулую спину объекта слежки. Что они с отцом Митриком всё-таки замыслили? Кстати, а самого Митрика тут нет?

Приподнявшись на цыпочках, я осмотрелась, но безуспешно. Попутно отметила, что потерять Тевлогия в этой толпе очень даже легко. Тут слишком много служителей, и все одеты одинаково, и если Тевлогий захочет сбежать, то у него получится.

Но «святой» отец сбегать не пытался, по крайней мере с лекции. Я потеряла его позже — когда перешли на коллективный молебен в другой зал.

В этот миг можно было вспомнить, что Наура теперь в безопасности. Более того, они с Тими под покровительством стражи, а значит никакая жуть им не грозит. У меня больше нет причин преследовать «святого» отца, можно махнуть рукой и расслабиться. Только что-то всё-таки мешало.

Любопытство или пессимизм?

Да, было интересно, и в добро со стороны Тевлогия не верилось. А ещё эта его защита… Мне действительно очень хотелось понять!

Ну и третье — лучше следить за священником, чем думать о Грэме Эйнардсе, который лез в мысли с упрямством матёрого барана. Зачем он попался на пути? После встреч с ним всегда так!

Я честно отстояла молебен, а затем поднялась на верхний этаж, где располагался островок храмовой библиотеки. И архиепископ, и настоятель главного храма считали себя людьми современными, желали нести культуру в массы, вот и организовали этот уголок.

Любой горожанин мог прийти, полистать книги на религиозную тематику и альбомы с репродукциями известных фресок.

Ещё тут наливали чай, причём бесплатно. А заодно имелся внутренний балкон с отличным обзором — возле балкона я и устроилась. Взяла какую-то книгу, села и принялась высматривать своего врага.

Логика шептала, что Тевлогий давно ушёл, а интуиция сопротивлялась. Вот я и сидела. Ёрзала в кресле до самого вечера, до темноты.

Пару раз ходила за чаем, в местный туалет тоже заглянула, и лишь когда яркое храмовое освещение сменилось тусклым ночным, взгляд выхватил Тевлогия. «Святой» отец выскользнул из центрального, закрытого на реставрацию зала. Воровато огляделся и устремился прочь.