Шрифт:
Ревность? Серьезно? Но да, мне кажется, это именно она драла грудину когтями. Незнакомое чувство. Странное. Неприятное. Убийственное.
Мало того, что все мысли только об этой девчонке дни напролет. Потребность какая-то странная: держать в поле зрения, смотреть на нее. Постоянно. Ловить каждое движение. Изводить ее пристальным взглядом. С удовольствием садиста отмечать, что это ее напрягает. Смущает. Сводит с ума. Заставляет дергаться и нервно жевать губу.
И вот, теперь еще и это… Добить меня решила. За руку ходит с этим малахольным. Клянусь, если бы он в тот момент полез к ней целоваться, я бы скинул его с этого самого эскалатора вниз. И ни разу не пожалел бы.
Думал обо всех этих вещах и сам себе поражался. Двинулся ты умом, Беркутов, не иначе. Совсем ку-ку. Финиш.
Тогда-то в моей больной голове и проснулась дурацкая мысль о том, что мне, наверное, учитывая ситуацию, тоже пора проявить инициативу.
Проявил. Идиот. Везде пишут, что цветы — беспроигрышный вариант. Ага, как же! Не верьте форумам и дурацким статейкам. С Лисой это не сработало. Знала бы она, что решиться на этот шаг, между прочим, было очень непросто. До сих пор перед глазами события двухлетней давности. Тогда букет не взяла и сейчас сделала ровно тоже самое. Ну почти…
Как сейчас помню. Девятый класс. Седьмое сентября. Я в тот год на неделю позже в гимназии появился. Отдыхал с матушкой на Кипре. Для нее этот месяц в календаре навсегда останется черным, также, как и для меня. Плохо переносит начало осени, ведь оно ассоциируется с убийством отца. Но речь не об этом.
Седьмого сентября у Пельш день рождения. Мать потащила меня в школу пораньше. По дороге мы заехали к знакомому флористу, и она купила Циркулю дизайнерский букет. Затем произнесла напутственные слова и всучила мне в руки заранее приготовленный для классухи подарок. Какие-то баснословно дорогие французские духи в диковинной стеклянной колбе. (Забегая вперед скажу, что дышал ароматом этих самых духов 9 «А» потом очень долго).
Так вот. Захожу в кабинет. Пацаны тут же громко начинают меня приветствовать. Девчонки лезут обниматься, принимаются восхищаться моим загаром и, конечно, их внимание привлекают необычные на вид цветы. Альстромерии. Такие и правда не везде найти можно. Эксклюзив.
Звенит звонок. Замечаю краем глаза Князева. Он стоит у окна рядом с какой-то девчонкой. Косится в мою сторону, недоумок. Рожу свою еще кривит. Пока выясняю у одноклассников суть да дело, тот что-то шепчет на ухо подружке и отправляется к себе в класс.
Новенькая значит. Ясно…
«Слабо подкатить?» — бросил тогда мне вызов Ян.
«Пф»
Ну да. Я, не сомневаясь в собственной неотразимости, сразу же двинулся по направлению к новенькой. Уж очень мне хотелось посмотреть на эту скромницу, напоминающую послушницу монастыря, поближе. Да и спор выиграть хотел безумно, что скрывать. Ян обещал отдать свой горный велик в случае его проигрыша, и я загорелся ни на шутку.
«Привет, красивая!» — отвесил комплимент, растягивая губы в своей фирменной улыбке.
Сказать, что солгал, язык не повернется. Она и правда вблизи оказалась очень даже ничего. Нет. Не по меркам современных стандартов привлекательности. Разглядывать ее хотелось как раз потому, что она не была похожа на девчонок, с которыми я привык общаться.
Прозрачная белая кожа, отсутствие какой-либо косметики на лице. Красивые, густые брови. Натуральные, не комично нарисованные, как у Сивовой. В меру темные, естественные. Тонкий, чуть вздернутый нос с россыпью веснушек, убегающих на щеки, внезапно вспыхнувшие румянцем. Глаза испуганные. (Я тогда еще не знал, что травля на Лису уже началась). А еще губы. Не тонкие, не пухлые. Такие, как надо. Форма и цвет. Цвет очень уж выделялся на фоне белоснежной фарфоровой кожи. Розовые. Жутко притягательные. Мне кажется, я тогда слишком долго на них пялился. Счет секундам потерял. Сглотнул, потому что отчего-то жажда проснулась.
Полудурок…
«Как зовут?» — спросил, с трудом поднимая взгляд.
И она мне не ответила. Это был первый звоночек, но нет… Я его проигнорировал.
«Я — Роман. Это тебе, будем знакомы», — небрежно сообщил, делая широкий жест. Протягивая ей букет, который предназначался Пельш.
Улыбнулся опять во все тридцать два, отмечая то факт, что мне и сарафан ее монашеский в общем-то нравится. (И да, позже, заценив тоненькую фигуру легкоатлетки на физкультуре, я пойму, что не ошибся).
Согласно моему сценарию, девчонка должна была растаять от такого расклада, броситься мне на шею и тому подобное, но что-то явно пошло не так.
Она не собиралась брать букет, я понял это по выражению ее лица. Новенькая, смутившись, нахмурила брови.
«Бери, это тебе», — произнес повторно с нажимом, настойчиво пытаясь всучить ей цветы.
Я же знал, что за нами весь класс исподтишка наблюдает, хоть и заняты все вроде как своей болтовней.
«Немая, что ли?»
Взбесила она меня своим молчанием. Как рыба фугу, ей богу! Рот открывается, но ни звука не издает. Мем ходячий.