— Может, мне достать те, которые я видела у тебя в квартире? Ну, розовый такой флакон. Victoria Secret, — поясняет она. — Я понюхала, мне они «зашли».

Меня передергивает от мысли, что она воспользовалась ими.

— Не вздумай даже, — выходит довольно резко.

— Ооо, ну, нет так нет, — трещит пустоголовая. — Слушай, я тут вернуть хочу… — Алла достает что-то из сумки.

— Тебе кто давал разрешение брать ее? — гневно интересуюсь я, глядя на экземпляр Коэльо, который она сжимает своими красными когтями.

Он совершенно точно лежал в бардачке. Что она там забыла? Ах да, доставала оттуда средство защиты… пару дней назад.

— Ну мне захотелось посмотреть. Название такое, с пафосом: «Вероника решает умереть», — глупо фыркает она. — Я пыталась читать, клянусь. Чушь какая-то.

— Не стоило даже начинать, — щелкаю лепестком, чтобы сработали дворники и жму на педаль газа, обгоняя плетущуюся впереди камри. — Тебе не дано понять.

— Ой, а можно не грубить Янчик? — пища, просит она.

— Не называй меня так. Говорил, что бесит неимоверно, — предостерегаю ледяным тоном. — На место вернула быстро. И впредь не вздумай без спроса брать мои вещи. Ясно тебе?

— Ясно, — Алла тяжело и протяжно вздыхает. Закрывает бардачок и примирительно выставляет ладони вперед. — Вернула, не надо так агрессировать.

Я молчу. Тупая шкура.

— Ну и о чем по-твоему эта книга?

— Тебе зачем вдаваться в ее смысл? — вскидывая бровь, поворачиваюсь к ней. — Что с лицом, кстати?

— А что с ним не так? Праздничный макияж, в салоне делала, — произносит севшим голосом.

— Больше похоже на театральный грим.

— Ты невыносим! — всплескивает руками и морщит лоб.

Я усмехаюсь. Что есть, то есть, но проявлять ко мне симпатию никто не просил. Помнится, сама со мной познакомилась.

— Так что там с этой Вероникой? Хочу обогатиться духовно, — возвращается она к своему вопросу.

Ого… Обогатиться духовно. Сильное заявление. Ей не присущее абсолютно.

— Книга о том, как человек учится осознавать ценность прожитого мгновения. О жажде жизни перед лицом смерти. О безумии, избавляться от которого нельзя ни в коем случае.

Какое-то время Алла молчит. Зависла. Хотя куда ей размышлять на столь философские темы.

— Мне понравились твои фотографии. Они… хм необычные. Стильные. И картины черно-белые в карандаше — тоже огонь. А меня нарисуешь? — выдает вдруг Шевцова. — Я бы с удовольствием попозировала. И нагишом тоже.

Подмигивает мне. Стискиваю зубы до хруста. Злость накрывает моментально.

— Ты в студию заходила? — сталью звенит мой голос.

— Я… там открыто было…я просто осмотрелась, — испуганно мямлит и виновато пожимает плечами, уставившись на меня. — У тебя талант. Ты знаешь?

— А у тебя отсутствие инстинкта самосохранения, — стреляю в нее испепеляющим взглядом.

— Ну не злись, просто любопытно стало, — лезет ко мне, но я дергаю головой влево.

— Любопытство кошку и сгубило.

— Какую? — не понимает она.

— Неважно.

— В клуб едем сегодня или нет? — переводит тему.

— Я — нет.

— Почему? А где же тогда ты будешь встречать новый год? Не с друзьями? Не со мной? Я думала, что мы…

Ее болтовня капитально действует на нервы.

— Ты в последнее время слишком много думаешь, — замечаю я, останавливаясь на перекрестке. — В твоем случае это вредно. Вон даже морщина на лбу появилась.

— Что? — она опускает солнцезащитный козырек и внимательно пялится в зеркало, приняв мои слова за чистую монету. — Ну че ты доводишь меня! Нет там никакой морщины!

Пока курица возмущенно кудахчет и осматривает свой излишне разукрашенный фэйс, я сменяю радиостанцию. До оскомины раздражает та примитивщина, от которой она тащится.

— Ну Ян, на фига ты переключил, — противно ноет, — там моя любимая песня играла…

— Кровь из ушей.

— А мне нравится…

Неудивительно. Музыка для деградантов. Ни мелодии, ни стоящего речитатива. Набор слов и пара аккордов.

— Что насчет Лисицыной? Как и договаривались? Третьего надо выманить ее в загородный дом? — спрашивает Алла, складывая козырек.

— Отбой, — сообщаю я ей коротко.

— Как это отбой? — переспрашивает, не скрывая изумления. — Но ты же сам говорил…