Роман глядел на кипу документов, которые Женя принялась раскладывать по дивану и начал соображать, что над этим она реально просидит всю ночь, а его коварные планы действительно коту под хвост – его стараниями Евгения Малич будет работать, причем бесплатно. А значит, работать придется и ему – надо же держать слово, а то нечестно получается.

Он нахмурился, закусил собственную щеку, размышляя, а потом выдал:

– Чепуха какая-то... Бросай этот чертов универ, а? На кой он тебе сдался! Еще и начальство дурное.

– Как это бросай? – оторопело переспросила Женя.

– По собственному желанию. Тебе же небось совсем копейки за это все платят.

– И что прикажешь делать потом?

– Да хотя бы ко мне иди! Мы вот сейчас строительство крупного гостиничного комплекса запускаем к чемпионату. Тендер выиграли. Мне знаешь как хороший финансист нужен? Во как! До зарезу! – и Роман рубанул воздух в районе своей шеи.

– Исключено, - Женька отвлеклась от своих бумаг. – От слова вообще.

– Почему?

– Во-первых, меня вполне устраивает моя работа. Во-вторых, это не уместно при любом раскладе – ни сейчас, ни потом. И в-третьих, ты понятия не имеешь какой я финансист, - рассмеялась она. – Поэтому – совершенно исключено.

– А у меня чутье на кадры, - важно сообщил Моджеевский, подсев к ней и сдвинув пятой точкой ее бумаги. – Ты у меня не дура, потянешь. И зарплаты у нас бюджетным не чета. Работы, конечно, много, но зато оплачиваем по справедливости.

– Все равно не пойду, - пожала Женька плечами и снова уткнулась в ноутбук.

– Это такая форма протеста против всего, что я натворил, да?

– Нет, но это неправильно. И я не хочу никаких разговоров, а они обязательно будут. Ты же и сам понимаешь.

– Когда я тебя завтра на работу повезу, тоже будут, - усмехнулся Моджеевский. – Может, тебе помочь чего? Раз уж я так отличился.

– Если не будешь отвлекать – я быстрее закончу.

– Давай я тебе хотя бы кофе сварю?

– Лучше чаю, - попросила Женя и улыбнулась. – Я постараюсь быстро.

– Один момент, - еще шире расплылся Роман и, оставив ее в одиночестве, потопал на кухню, за ним увязался Ринго в предвкушении вкусняшек, а Моджеевскому подумалось, что всего этого ему уже очень давно не хватало. Тихого, по-настоящему семейного вечера в компании такой близкой женщины, с которой действительно хорошо. Он и забыл уже, как это здорово.

И нет-нет, да и всплывали в голове мысли о том, вдруг еще можно все начать с самого начала. Первый раз за три года с его развода. Ведь по сути своей он никогда не был ни бабником, ни любителем развлечений на стороне. Дернул один раз черт – так Моджеевский уже достаточно расплатился, и каждый остался при своем. Жалел ли он? Да, каждый день с той минуты, как Нина узнала о его... предательстве. И чувствуя себя виноватым, и каясь, и даже в тот период, когда самого себя уверял, что раз от него так легко отказались, значит, был не нужен. Но сейчас ему впервые казалось, что, возможно, так и надо было – пора идти дальше. А это самое «дальше» сидит в его кабинете и делает какую-то дурацкую работу, которую он сам, не ведая о том, ей подкинул.

Женя была очень хорошей. Женя была той женщиной, которую он искал. Женя хотела чай.

И заваривая его для нее, он перемещался по кухне, в которой не самым лучшим образом ориентировался без Лены Михалны, и раздумывал, делать ли себе кофе или тоже выпьет чаю. И еще думал, что надо завтра же с утра отправить своих спецов в этот дурацкий универ, чтобы контролировали проект, а то бюджетники наворотят, а Женьке горбаться, обрабатывай. Кто-то же должен представлять его интересы. И ее.

А потом разобраться с реставраторами и поговорить все же с жильцами, что их не устраивает. Решать такие вопросы без них было с самого начала неправильно. Но ведь, в конце концов, если у Золотого берега под боком будет ухоженная улица, а не нынешние хибары, то всем от этого станет куда лучше. Хотя, конечно, масштабы катастрофы он в некотором смысле сегодня оценил, когда забрел «на сторону противника» – двор рабочие разворотили. А людям живи в разрухе неизвестно сколько...

И Жене тоже.

Ноги требовательно коснулась морда Ринго, и Моджеевский, кивнув ему – мол, что? – сунулся в холодильник и вытащил оттуда колбасы, рубанув псу хороший шмат и поделив его на части. А потом обнаружил заботливо приготовленный Леной Михалной яблочный пирог со вкусом детства и дома.

«К чаю пойдет», - решил Роман и порезал на несколько кусков, разложил в блюдца. Взгромоздил чашки с чаем на поднос. И в очередной раз из множества мыслей поймал самую главную: сейчас ему хорошо. И обязательно надо сказать об этом Жене.

Или прямо признаться, что влюбился.

Влюбился же?

Под собачье почавкивание и звук работающих челюстей, Моджеевский тряхнул головой и, подхватив поднос, пошел обратно к себе в кабинет.

Женя усердно работала и даже не глянула в его сторону. Он же поставил их «перекус» на журнальный столик и его придвинул к дивану. Потом забрал собственный ноутбук, стоявший на большом бюро, и брякнув:

– Подвинься и ешь! – снова уселся на диван.

Она вскинула на Романа глаза, потом перевела их на поднос с угощением и, не заставляя себя долго уговаривать, но предварительно чмокнув его в щеку, ухватила кусок пирога и чашку. Что-то восторженно промычала, что, вероятно, должно было означать «вкусно», и снова принялась увлеченно щелкать кнопками клавиатуры.