– Вроде того. Ты папу когда обрадуешь? А то он вчера у меня допытывался, прикинь.

– Чем именно мне его радовать? – уточнила сестра.

– Что отхватила лучшего мужика!

– Юлька! – вспыхнула Женя.

– Что Юлька? Вот что Юлька? Ты главное пока бабе Тоне на глаза не показывайся, а то запишет тебя во враги народа. Предала наше правое дело.

– Ужинать пошли, всезнайка! – рассмеялась Женя. – А бабе Тоне сейчас не до меня. Она опять без Реджепа осталась.

– Там третий сезон... говорят, усатый выжил... Надо будет качнуть, раз больше не придется смотреть супергероев, - заключила Юлька, вставая с кровати. И после этого о Бодьке предпочитала никому ничего не говорить. Не было больше в ее жизни Бодьки, вычеркнула.

С работой «на дому» не складывалось. Вместо упорядочивания приказов в программе, Женя пыталась упорядочить собственные порывы в текущем моменте жизни.

Лишь оставшись в одиночестве, наедине с документами и собственными мыслями, она поняла, что произошло. До этого осмыслить не выходило, слишком шумно было за ужином, слишком демонстративно весело, будто бы чтобы ее подбодрить, Юлька стала шутливо переругиваться с отцом, борясь за свои права. Это отвлекало, не давало сосредоточиться. А вот тут, за дверьми комнаты – р-раз! И все понятно.

Не далее часа назад, не сомневаясь и не колеблясь, она отказалась от Романа Моджеевского и даже глазом не моргнула, будто бы тут и нечего было решать. Выглядело крайне благородно, но совершенно необдуманно. Откуда это? Что за дурацкое самоотречение на ровном месте? Или практически ровном.

Чего больше в ее намерении прекратить отношения с Романом? Только ли из-за сестры? Конечно, она очень любит Юльку и сделает для нее все что угодно. И даже больше. Юлька – почти что ее собственный ребенок, взлелеянный с рождения и до настоящего времени. Но Моджеевский…

Моджеевский...

Слишком крут, чтобы случиться с ней, с Женей Малич.

Или она, Женя Малич – слишком обыкновенная, чтобы этот образец мужской привлекательности и состоятельности надолго и всерьез задержался рядом. Ведь по сути – что такое две недели секса? Это всего лишь две недели секса и не более.

Их роман – тот случай, когда, если хорошенько подумать, Женя не могла не отмечать про себя и разницу в статусе, и сомнения в том, что их отношения могут оказаться всерьез и надолго. Ей давно не двадцать, чтобы бросаться с утеса в море от неразделенной любви, если однажды Роман решит, что с ней ему больше не интересно. И может, потому она и предложила сестре свой неожиданный, но вполне реальный вариант, что нет-нет, а все же опасалась именно такого поворота событий. Когда-нибудь он наиграется, а она привыкнет и увязнет. И лучше отрубить сейчас, сразу.

Это у Юльки молодость и Бодька, а у нее, в сущности, полный бесперспективняк. Чем это назвать, если не пустой тратой времени?

Ну да, пустая трата времени. Мантра на ближайшие несколько часов, пока сама в это не поверит. Но только нескольких часов у нее не было. В восемь зазвонил телефон, и на нем высветилось большими буквами: Моджеевский. А значит, пока еще не наигрался.

– Привет, - выдохнула в трубку Женя, все же не готовая рубить с плеча.

– Здрасьте! А Женька сегодня во двор выйдет? Скажите ей, что Ромка мяч взял! – дурашливо промурлыкал Моджеевский.

– Женька не выйдет, - подхватила она. – Женьке много задали, до утра хватит.

– Чего задали? – не понял Роман.

– Домашних заданий.

Моджеевский на том конце ощутимо подзавис. Но потом Женька будто бы воочию увидела, как он расплывается в улыбке, и голос его зазвучал до комизма наставительно:

– По ночам положено зубрить только перед экзаменами. А перед сном полезно воздухом дышать и любовью заниматься... в смысле давать себе легкую физнагрузку.

– Ну значит, у меня завтра экзамен. Учитель новый сильно строгий попался. Считает, что мы мало работаем. Вот и подкинул дополнительные тесты... на выживаемость.

– Жень, что случилось? – слетела с Моджеевского всякая игривость, и он враз сделался озадаченным. – Это ты меня... типа посылаешь, да?

– Такими, как ты, не разбрасываются, - хохотнула Женька и добавила уже серьезно: - У меня валом работы, правда. До утра хватит.

– Какая у тебя может быть работа? Ты ж в бюджете... у вас там чаи гоняют с утра до ночи.

– Ты поэтому свой фонд именно к нам в универ притащил? Никакого другого вуза под руку не попалось? – без тени возмущения спросила она.

– В смысле?

– В самом прямом, Роман Романович. Вести фонд имени тебя поручили мне, поэтому в ближайшее время мне светит не легкая физнагрузка, а тяжелый мозговой штурм.

– Это что же? Там столько возни, что ли?

– Само собой ничего не делается.

Моджеевский засопел в трубку, кажется, обдумывая ее слова. И то, к чему он приходил, ему, похоже, не нравилось. Потому следующий вопрос прозвучал почти сварливо:

– Прости, мне не следует этого спрашивать, но тебе хотя бы заплатят сверхурочные?