— Куда ведёт этот конвейер? — спросил я, следя глазами за клетками.

— В газовую камеру, — охотно объяснил он, обрадовавшись, что этот вопрос заинтересовал меня. — Бесцветный газ заставляет зверушек тихо уснуть. Навсегда уснуть. Дальше их тельца пойдут на другой конвейер. На переработку. Биологический материал всегда нужен в этом комплексе. А если не в этом, то в другом. У «Андромеды» много комплексов. Очень много.

С каждой секундой я хмурился все сильнее и сильнее. Моё внимание привлекла клетка, в которой жалобно скулил, поставив лапу на решетку, крупный, лохматый щенок, похожий на маленького медведя. Его мордочка выглядела до того добродушной и милой, что любой ребенок, не сомневаюсь, был бы вне себя от счастья, если бы получил такой подарок на день рождения.

— Что не так с этим? — спросил я. — Выглядит совсем здоровым и нормальным.

— О, он и есть вполне здоровый трехмесячный щеночек! Прекрасный экземпляр. Джаспер в этом очень хорошо разбирается. Джаспер был специалистом по собачкам, — хвастливо заверил тот.

Заметив, что я заинтересовался, Джаспер взял большую палку с крючком, которая стояла невдалеке, ловко подцепил клетку за верхнюю ручку и снял с конвейера. Минуту спустя клетка уже стояла рядом с нами. Присев рядом с ней на корточки, я поближе присмотрелся к ее обитателю. Тот продолжал жалобно тявкать, царапая маленькими лапками о крепкую металлическую решетку. Много чего в жизни повидав, я не принадлежал к тонким и ранимым натурам. Но это зрелище почему-то заставило мое сердце сжаться.

— Он боится, — заметил я.

— Конечно, боится. Это очень умный щеночек. Он все понимает.

Разглядывая щенка с умилением, Джаспер объяснил:

— Это кобелек китайской породы чау-чау. У них у всех такая густая шелковистая шерстка и милая мордашка. Еще ему добавили ген тибетского мастифа. Это чтобы сделать крупнее и сильнее. Так нужно для тех, кому нужна не только мягкая игрушка для детей, но и крупный песик, чтобы охранять дом и хозяина. Изменили гены, отвечающие за долгожительство. Собачка проживет лет двадцать пять. Так что детишкам не придется рыдать — вырастут быстрее, чем их любимчик издохнет. Стерильненький от рождения, само собой, чтобы не было хлопот со случкой или кастрацией. А еще ему добавили экспериментальный генный коктейльчик, который влияет на верность, ум и послушание, повышает обучаемость и смекалку. Чау-чау от природы довольно упряменькие. А человечки не любят тратить долгие часы на дрессировку питомцев. Их это начинает раздражать и утомлять.

— Звучит так, что это просто супер-пес, — заметил я, осторожно прикладывая ладонь к решетке.

Я вздрогнул от неожиданности, почувствовав, как щенок лизнул мою ладонь.

— Увы, — грустно вздохнул Джаспер. — Отбракован он. Как и все, у кого есть этот генный набор.

— В чем же брак?

— Слишком смышленый.

— Ты серьезно? Что за бред? Это же хорошо! — изумился я.

— Для бедолажечки от его умишки будет лишь горе. Есть максимальный IQ, который разрешено развивать у зверюшек в результате генных экспериментов. Стандарт «Андромеды». В этом случае они перестарались. Так что… — Джаспер, кивнув на щенка, а затем на конвейер, сделал картинное движение, положив голову на ладошки, будто засыпает, и неприятно ухмыльнулся, сверкнув коронками.

Его смешливое отношение к тому, что здесь происходит, начинало уже меня раздражать.

— Никак не пойму. Что плохого в том, что он умный? — еще сильнее нахмурился я.

— Джаспер объяснит. Зверюшечка — это зверюшечка. Хорошо, когда она поддается дрессировке и выполняет команды. Но она не должно быть слишком умной. Человек ведь не хочет, чтобы собачонка, которая живет у него во дворе, оценивала его поступки и слова? Начнет еще рассуждать, любит ли он ее на самом деле, или завел ее только затем, чтобы бороться со скукой. Или, например, задумается, зачем ей поводок на шее и намордник, почему ничего такого нет у человечков вокруг. Того и глядишь, решит, что людской род поработил собачий, и развяжет мятеж. Хи-хи!

Я не поддержал его веселья, лишь продолжал с сочувствием разглядывать бедного щенка.

— Глупости все это. Я бы взял такого себе.

— С этим были бы одни лишь проблемы. Димитрису не выдали бы разрешение на бракованную собачонку. А без разрешения его бы сразу же забрала служба отлова животных.

— Наверняка это можно как-то уладить, — предположил я.

— Джаспер не понимает. Димитрису охота создавать себе проблемки и тратить много денежек на поддельное разрешение, если можно заплатить намного меньше — и получить нормальную собачонку с сертификатом?

Я вздохнул. Щенок снова заскулил, поцарапавшись мохнатой лапкой о решеточку. Его испуганные глазки посмотрели на меня, казалось, с надеждой, будто он и впрямь понимал, что от меня зависит его жизнь. «Бедняга», — подумал я. — «Ты такой же мутант, плод генных экспериментов, как и я сам. Как и меня, тебя создали для определенной цели. Как и меня, списали из-за того, что он ее не выполнил».

— Так уж и быть, я заберу его, Джаспер, — произнес я наконец.

— Нет-нет, пусть Димитрис и не думает. Джаспер не имеет права отдавать никого Димитрису. Здесь ведется учет. Джасперу могут сделать строгий выговор, а Джаспер этого не хочет. Для чего, спрашивается, Джасперу рисковать? Так что пусть Димитрис извинит… — он развел руками, и красноречиво взялся за клетку, намереваясь водрузить ее назад на конвейер, но при этом продолжал хитро коситься на меня.

Намек был более чем понятен.

— А что, если Джаспер с Димитрисом договорятся? — вздохнув, наконец предложил я, вспоминая, много ли осталось на моем финансовом счёте.

В конце смены, около четырех утра, я отходил от комплекса необычным для себя настороженным, вороватым шагом, время от времени оглядываясь через плечо, будто ожидая, что меня кто-то догонит. Наконец я расстегнул молнию на своей спортивной сумке и наощупь приоткрыл крышку термобокса для ланча, обитого внутри фольгой, который не просвечивался рентгеном на посту охраны. Уже через секунду из сумки показалась мохнатая голова щенка, и он громко, испуганно тявкнул. Я порадовался, что он не задохнулся.