Выбора нет. Если единственный способ оказаться в постели с Элен — разделить волчицу с другим альфой, я пойду на это унижение, соглашусь быть на вторых ролях. На что угодно соглашусь, лишь бы получить возможность прикоснуться к любимой женщине, провести с ней ночь. Ради крох ее внимания я готов не то, что притворяться жеребцом-осеменителем, — прыгать собачкой через горящий обруч.

И все же смотреть, как Гор по-хозяйски лапает мою избранницу, невыносимо. Пытка. Это изощренная пытка. Мой волк воет, скребет когтями грудную клетку, но я — дьявол! — должен держать лицо. Ни жестом, ни взглядом не выдавать настоящих чувств, своей ярости, жгучей ревности. Терпение, Эш, терпение! Помни о плане. Придет день, и Элен станет твоей. Но пока…

Пока я с трудом давлю яростный рык. Стискиваю кулаки при виде того, как Гор целует мою — мою! — истинную. А мне нельзя! Мне, черт возьми, нельзя попробовать губы Элен на вкус, познать ее рот, поиграть со сладким язычком.

И грудь ее шикарную я тоже не увижу, не потрогаю. Гор, ублюдок, запретил волчице снимать платье. Хочет, чтобы мы брали Элен в одежде, словно шлюху, наспех снятую в подворотне. Собственник проклятый!

От разочарования сводит скулы. Всю гребаную дорогу до мотеля я представлял, как освобождаю из бюстгальтера упругие полушария Элен, как мну их, роскошные, тяжелые, в ладонях и по очереди забираю в рот торчащие соски. Какого они цвета, какой формы? Нежно-розовые или насыщенно-коричневые? Маленькие или крупные? Сегодня я этого не узнаю, и любопытство меня сожрет.

Чертов Гор! Не сомневаюсь, будь его воля, он бы с ног до головы укрыл самочку простыней, оставив небольшое отверстие в ткани для члена. И приказал бы Элен лежать неподвижно, чтобы создать стойкую иллюзию того, что я занимаюсь сексом с резиновой куклой.

Впрочем, ему и приказывать не надо. Посмотрите на бедную малышку! До чего он довел ее своей ревностью! Она же боится лишний раз вздохнуть, зажимается, лежит на постели деревянная, скованная. Как с таким настроем получать от близости удовольствие?

Дурак я, что не расписал магический обряд во всех подробностях, не установил собственные правила. Мог бы сказать, что ритуал подразумевает участие только одного мужчины – меня, и стоял бы сейчас Гор за дверью, мучаясь ревностью. Впрочем, перегнешь палку — рискуешь все испортить. Раз уж клюнула рыбка на крючок, подсекай осторожно. Гор не из тех мужчин, которых с легкостью выставишь из постели, чудо, что он вообще согласился подпустить чужака к своей самке. Нет, наглеть нельзя: лишние детали могут сделать мою легенду о ритуале неправдоподобной.

Пока я сражаюсь с ревностью, Гор забирается на кровать. Он стоит на матрасе, а Элен покорной добычей лежит между его расставленными ногами — эдакая поза доминирования альфа-самца. И словно мало Гору этой показухи, он, едва раздевшись, стремится запихнуть разбухший член любовнице в рот. Не ради удовольствия, не потому, что ему не терпится окунуться в желанную влажность. Это заявление прав, представление, устроенное специально для соперника. Смотри, будто говорит Гор, эта женщина сосет мой член, а значит, принадлежит мне, признает над собой мою власть. И Элен действительно признает, послушно расслабляет горло, позволяя Гору проникнуть на всю нешуточную длину. Он слишком большой для нее, слишком большой. Пальцы с красным маникюром судорожно сминают ткань платья на животе — выдают, насколько тяжело волчице провернуть такой трюк. Все происходит добровольно, но от этого еще гаже.

Мудак! Разве можно так обращаться с женщиной? И ради этого урода Элен отказывается от настоящей пары? От того, кто станет носить ее на руках, сдувая пылинки?

— Перестань, ты ее задушишь! — сжимая кулаки, я шагаю к постели.

Клянусь, если Гор сейчас же не слезет с Элен, не вытащит из нее своего монстра, я зубами вцеплюсь ублюдку в глотку — перегрызу сонную артерию. Но в насилии нет нужды: мои слова будто срывают с Гора покров минутного помешательства. Испуганно распахнув глаза, он спешно покидает рот любовницы, и та, закашлявшись, вытирает слезы.

— Любимая, прости, любимая, — встревоженно шепчет Гор, и я отчаянно сражаюсь с желанием сломать ему руку — ту, которой он нежно, успокаивающе гладит волчицу по щеке. Сломать! Сломать! Вырвать к чертовой матери из сустава. — Я сделал тебе больно? Я не хотел. Я…

— Все… нормально, — голос Элен хриплый. Понимая, отчего он такой, я злюсь еще сильнее. — Правда, Гор, — она осторожно гладит его по бедру. — Все в порядке.

Все в порядке? Элен, почему ты позволяешь так с собой обращаться? Всякой покорности есть предел! Ты достойна лучшего!

Перед глазами — алая пелена. В груди — гнев. Какое там возбуждение? Нет его, схлынуло, уступило место ослепляющей ярости. Еще секунда, один миг, проведенный в этой комнате, и я начну крушить все подряд, взорвусь, как гребаная водородная бомба. Хлопок, треск. Я понимаю, что в попытке сбежать из номера сношу дверь с петель, лишь когда деревянное полотно падает на асфальт, поднимая клубы пыли.

Элен, я спасу тебя. От Гора. От самой себя. Но не сегодня. Сегодня я настолько зол, что едва себя контролирую.