Шрифт:
— С какой проблемой пожаловали? — Хлоя бросает в кипящий котел щепотку порошка из банки, и дым над варевом меняет цвет с зеленого на фиолетовый.
— Не стоит? — засранка не упускает случая поиздеваться над клиентами — знает: знахарке с рук сойдет почти все. От ее наглости у меня волосы на руках шевелятся. Зато Гор не понимает, как его только что унизили.
— Что не стоит? — он недоуменно хмурится.
— У тебя не стоит? Пришли за зельем от полового бессилия?
— Что? Нет! Нет! — Гор краснеет, а шутница заливается хохотом. Золотые и медные колокольчики на браслетах звенят, вторя ее смеху.
— Что тогда нужно? — спрашивает Хлоя, вытирая слезы пестрым платком, и я объясняю, зачем мы пришли. Пока говорю, ведьма смотрит на меня, чуть прищурившись, словно сканируя. От этого пристального взгляда становится неуютно, и в какой-то момент я чувствую себя голой, избавленной не только от слоев одежды, но и от кожи, от плоти, от силы воли, — ни единой преграды между ведьмой и моими тайнами. Из-за этого ощущения я запинаюсь во время своего рассказа, путаюсь в словах и мыслях. Мне кажется, она знает — видит в моей голове то, что происходило в маленьком охотничьем домике у западной границы Авалонского леса. Без какого-либо адекватного повода мое лицо под взглядом Хлои начинает гореть.
— Хм, — ведьма накручивает на палец одну из тонких косичек, а затем принюхивается ко мне. Это не совсем вежливо, но что шаманки знают о хороших манерах. — Хотите, чтобы я спросила у духов о беременности и выяснила пол ребенка?
Я киваю, сжимая ладонь Гора в поисках поддержки. Хочу! Хочу знать, что все получилось. Что под сердцем я ношу будущего вожака стаи северных волков.
Взгляд Хлои острый, как бритва, прожигает насквозь.
— Смотрю я на тебя, — говорит шаманка. — И вспоминаю один разговор с колдуньей из Муравейника.
Муравейниками некоторые оборотни называют города людей.
— Впрочем, неважно, — лицо Хлои разглаживается, но взгляд остается таким же острым. — Пока неважно. Подойди к камину. Зададим твои вопросы духам.
Мысленно скрестив пальцы на удачу, я становлюсь рядом с огромной печью, напротив пылающего огня.
О, предки-покровители, хоть бы все получилось! Хоть бы я была беременна!
Шаманка обходит меня по кругу, обмахивая странным продолговатым предметом, в котором чуть позже я в шоке узнаю засушенную птичью лапку. Затем Хлоя откладывает сей ужас в сторону. Берет с каминной полки деревянную палочку и погружает ее в котел с зельем. Испачканное острие она подносит к огню, и то загорается синим пламенет, но тут же гаснет. Обугленный кончик древка дымится. Сквозь этот дым ведьма пристально разглядывает мою фигуру, особенно живот.
Секунды тащатся, как черепахи по песку. Комнату наполняет запах ладана. Изо всех сил я стараюсь не поддаваться панике и не торопить Хлою с ответом, но чем дольше она молчит, тем сильнее мое волнение.
Взглядом я ищу Гора. Любимый сидит на скамейке у стены и хмуро наблюдает за манипуляциями колдуньи, в его присутствии я черпаю поддержку. Наконец Хлоя отправляет дымящуюся палочку в камин, где та обугливается в огне и рассыпается пеплом. Шаманка прочищает горло. О, предки, неужто готовится утолить мое любопытство?
— Ну, что? — спрашиваю я.
— Она беременна? — нетерпеливо подхватывает Гор.
Ведьма не ведьма, если перед важным ответом не выдержит драматичную паузу. Помучив нас полминуты, Хлоя расплывается в широкой улыбке, которая почему-то не выглядит искренней.
— Духи подарили этому миру новую жизнь.
С моих губ срывается долгий вздох облегчения. Запрокинув голову, я тру руками лицо, и вдруг меня подхватывают, заключают в объятия и кружат, кружат, словно в безумной карусели. Комната превращается в размытое пятно, и на фоне этого размытого пятна ярко сияют счастьем янтарные глаза Гора.
— Спасибо, любимая, — шепчет он едва слышно, и кажется, это самый радостный миг в моей жизни.
— Но есть и плохая новость.
Слова шаманки — ушат ледяной воды, вывернутый за шиворот. За долю секунды счастье сменяется тревогой.
— Говори! — требует Гор, а я не могу выдавить из себя ни звука, только думаю с нарастающей паникой: «Какая еще плохая новость?»
Хлоя медлит. Лицо колдуньи принимает серьезное, даже суровое выражение, а взгляд становится пытливым, сканирующим. Поговаривают, что шаманки — некоторые из них — умеют проникать в мысли, читать воспоминания, но, правда это или досужие сплетни, не знает никто.
— Элен разгневала духов, — вздыхает Хлоя, и почему-то я сразу понимаю, чем именно вызвала недовольство предков-защитников. Изменой. Чем же еще? И тут же меня накрывает острый приступ страха за нерожденное дитя, за крошечный эмбрион в моем теле. Пока наш с Гором ребенок — всего лишь набор клеток, бесформенное нечто, но я уже люблю его всем сердцем. Руки сами собой тянутся к животу в попытке защитить будущую жизнь. Что, если гнев духов обрушится на моего малыша?
— Нет, — Хлоя качает головой. Кажется, и правда умеет читать мысли. — Ребенку вред не грозит. Этому ребенку. А вот остальным…