— Пошел ты на х…, — ляпнула Алиса, не подумав, но пожалеть о своей глупости уже не успела.

Удар в челюсть опрокинул ее на спину, затылок больно ударился о землю. Через мгновение она увидела усевшегося на нее сверху Толика. Он расстегнул молнию на куртке, потом на брюках. Алиса незаметно опустила руку в сумочку, которую не выпустила при падении.

«Носи его всегда с собой», — сказал ей Дима. — «Вдруг еще какого-нибудь Толика встретишь. Мало ли придурков на улицах.»

Толик встретился не какой-нибудь, а тот же самый.

— Ну что, детка, не передумала? — спросил он, спуская трусы и доставая член.

— Передумала. Я скажу на камеру то, что ты хочешь.

— Поздно, милая. Не надо было хамить, когда тебе по-хорошему предлагали. Теперь мы тебя выебем по очереди, чтобы ты знала, что такое настоящие мужики, а уже потом, если захочешь остаться живой, скажешь на камеру правильные вещи.

Пока Толик возился с молнией ее брюк, Алиса достала из сумки пистолет Лолы.

«Не хотела бы я об этом узнать», — сказала она Кристиану месяц назад. Однако, придется.

Услышав, как щелкнул затвор, Толик поднял глаза, но на удивление у него была лишь доля секунды, а на то, чтобы отреагировать и выбить из ее рук оружие времени не было вовсе.

Спустя несколько часов, отвечая на вопросы дежурного следователя, Алиса обнаружит, что не может вспомнить четко последовавшие за выстрелом события. Все было как в тумане: Толик, в судорогах корчащийся на земле, убегающие гопники, она что-то кричит им вслед, о чем-то разговаривает с их четвертым подельником, который не убежал, а продолжал снимать происходящее на свой мобильный. Кажется, он и вызвал скорую. Алиса отчетливо помнила только свои трясущиеся руки, перепачканные в крови, которыми она пыталась перевязать рану в брюшной полости дурака-гомофоба, перевязать тем самым платком, который когда-то давно, еще в прошлой жизни ей подарил Чиро, чтобы прикрыть случайный синяк на шее. И еще она помнила глаза Толика, голубые, полные боли и страха. В Болгарии она не вглядывалась в его лицо, сегодня тоже не было времени на него любоваться и только сейчас, когда он — беспомощный и насмерть перепуганный лежал у ее ног, она отчетливо увидела, насколько он был молод, почти юн. Это был мальчишка лет восемнадцати.

— Превышение пределов допустимой самообороны? Вы это серьезно? Их было четверо, двое с битами. Мне нужно было расслабиться и получать удовольствие, пока они меня насилуют? А потом, дождавшись, пока они начнут меня избивать этими самыми битами, аккуратно прострелить кому-нибудь ногу или плечо? Тогда это не было бы превышением?

Следователь не обратил ни малейшего внимания на ее сарказм.

— Незаконное хранение и ношение незарегистрированного огнестрельного оружия. Это еще одна статья. Где вы взяли пистолет?

— Нашла на улице. Хотела завтра отнести в полицию.

— Ну это как водится, — теперь была очередь следователя поупражняться в сарказме. — Разумеется, нашли и хотели сдать. Это так естественно, у нас все так делают. Далее. О том, что на вас нападали четверо, мы знаем только с ваших слов. Если потерпевший выживет и заявит, что он был один и вовсе не нападал на вас, это совсем другая статья — покушение на убийство, до пятнадцати лет. Свидетелей у вас нет, так ведь?

— Есть. Найдите того парня, который все снимал на телефон. Заберите запись.

— Где я должен его найти?

— Хорошо, возьмите записи с камер на подъездах дома. Если там и не видно подробностей, но по крайней мере, видно, что их было четверо.

— Возьмем, возьмем, — вздохнул следователь. — Да, и насколько я понял суть вашего конфликта с потерпевшим, к вам может быть также применена статья о пропаганде нетрадиционных сексуальных взаимоотношений среди несовершеннолетних.

— Не может. Мои картины никогда не выставлялись в России. Фотографии размещены только на зарубежных сайтах с пометкой 18 плюс.

— Но ведь дети могут зайти на эти сайты, могут скачать себе эти картинки. Русские туристы с детьми могли посещать ваши выставки в Европе.

— А я здесь при чем?

— Ну вы же их рисуете.

— Рисовать я могу, все что угодно. Но пока я не выставила рисунки на публичное обозрение в России, это ни к коей мере не пропаганда.

— Суд решит, — сухо сказал следователь. — А вы пока побудете у нас.

— А она может, — задумчиво сказал Кристиан, глядя в экран айфона.

— Что? — Рафаэль оторвался от изучения листа с нотами и недоуменно уставился на приятеля.

— Она может выстрелить в человека. Алиса. Русская из Болгарии, помнишь? — Кристиан протянул другу свой телефон. — Посмотри запись. Это просто жесть какая-то.

Изображение на экране мобильного, до момента выстрела четкое и сфокусированное, задергалось, заметалось: похоже, у ведущего съемку дрогнули нервы. Он хаотично перемещал камеру от скрюченной фигуры воющего Толика на медленно поднимающуюся с земли Алису с пистолетом в руках, потом на двух парней с битами, застывшими на месте, с перепуганными ошалевшими лицами.