— Семь бутылок, — констатировал Рафаэль. — По одной за день. Это не алкоголизм, по- твоему?

— Это для творческого вдохновения. Я, между прочим, песню написал, хотите послушать?

Друзья расчистили себе место на стульях, брезгливо перемещая грязную посуду на небольшой овальный столик у окна, не переставая ворчать по поводу разведенного Чиро свинства. Сам хозяин в уборке участия не принимал, он сел за фортепиано, сгреб с крышки инструмента разрозненные листки с кривыми, наспех написанными строчками нот и слов, много раз перечеркнутыми и переписанными заново, погрузился в их изучение, пробуя левой рукой клавиши. Кое-как разместив перед собой все листы, Чиро начал негромко петь, закрыв глаза и наигрывая мелодию по памяти. Рафаэль подошел к инструменту, снял с его крышки еще одну грязную тарелку и… замер, забыв отнести ее к остальным.

Когда Чиро закончил петь и обернулся к приятелям, то увидел, что оба они застыли на месте, забыв сесть на стулья. Рафаэль по-прежнему держал в руках тарелку с недоеденной засохшей пиццей, а в глазах его стояли слезы.

— Понравилось? — улыбнулся Чиро.

— Очень красиво, — признался Кристиан. — Ты раньше так не писал.

Он подошел к фортепиано и стал разглядывать ноты.

— Ты все-таки ее любишь? — печально спросил Рафаэль, водружая тарелку обратно на крышку фортепиано.

— Не знаю, — хмуро сказал Чиро. — Не думаю, что мы снова помиримся.

— Я не про Лолу. Я про Алису. Это же ты о ней поешь.

Чиро дернулся.

— Я ненавижу эту русскую девицу, сколько раз можно повторять?! Она врала мне все время!

— Ты ей тоже, — напомнил Рафаэль. — Ты даже теперь ее ненавидишь, после того, что с ней случилось?

— А что с ней случилось? — озадачился Чиро.

Кристиан и Рафаэль переглянулись.

— Она сидит в тюрьме, — сухо ответил Рафаэль. — За то, что ранила подонка, который хотел ее изнасиловать и убить. У них там в России какие-то странные законы. Подонок тот самый, который бил ее в Варне.

Чиро поднялся, начал нервно расхаживать по гостиной, натыкаясь на мебель, потом остановился и потребовал:

— Объясните нормально, я ничего не понимаю.

— Ты будешь нанимать адвоката для Алисы или нет?! — рявкнул Дима, окончательно потеряв терпение.

Вот уже десять минут он по телефону пытался обсудить с Геной вопрос о защите для своей непутевой, вечно влипающей в истории подруги, но никакого внятного ответа получить от собеседника не мог. Гена отвечал расплывчато, неопределенно. У Димы создалось впечатление, что он вообще ничего не делал и делать не собирается.

— Давай я сам найду адвоката, если тебе опять некогда! Ничего, что твоя жена уже третий день в СИЗО?! Что значит, сама виновата?!

Дима слушал нудный бубнеж Геннадия, и чувствовал, как от гнева у него начинают пылать уши, а ладони сами непроизвольно сжимаются в кулаки.

— Я правильно тебя понял, — ледяным придушенным голосом спросил он, — что по- твоему мнению, Алиса не должна была писать свои картины, тогда с ней все было бы в порядке? А может ей и дышать не стоит? Вдруг она неправильно дышит? Не по конституции?.. Да пошел ты! Без тебя разберемся, урод! За ребенком присмотри хоть нормально или, если тебе некогда, давай я его к себе заберу… Ах, это твой сын, и он будет жить с тобой? Так может ты поэтому не хочешь Алисе помочь? Хочешь, чтобы она села, а сын жил у тебя? А, с тобой ему лучше и безопаснее, чем с матерью, которая выбирает неправильные темы для творчества? Слушай, Гена, ты тоже гомофоб, что ли? Нет? А, тебе по фигу. Ну да, всем по фигу. Это же никого не касается. А уроды Толики разгуливают по улицам и безнаказанно избивают тех, кто с ними не согласен. А твоя жена, пусть и бывшая, мать твоего ребенка, должна сесть за этого ублюдка в тюрьму. В общем, знаешь, что Гена? Пошел-ка ты на х..

Свет в камере погасили, и Алиса закрыла глаза. Может, хоть сегодня удастся уснуть пораньше? Алиса была сова, привыкла засыпать под утро и просыпаться чуть раньше полудня, перестроится на местный режим с отбоем в десять вечера и подъемом в семь утра, пока не получалось. Кто придумал такой режим? Здесь что, кто-то куда-то торопится?

В полудреме перед ней снова, как и в предыдущие полубессонные ночи замаячило лицо Чиро.

Составьте три утверждения, которые будут верны для вас обоих.

Чиро: мне нравится Алиса.

Алиса: да, мне тоже нравится Алиса. И еще мне нравится Чиро.

Чиро: И мне нравится Чиро, отличный парень. Надо еще одно утверждение. У нас классный секс.

Алиса: да, подходит.

Продолжите фразу: «я бы хотел, чтобы у меня был кто-то, с кем можно разделить…»

Чиро: музыку.

Алиса: сомнения.

Представьте, что собеседник — ваш близкий друг. Что еще ему нужно знать о вас?

Чиро: мне очень хорошо с тобой. Кажется, я еще этого не говорил.

Алиса: я всегда буду помнить эти дни с тобой.

Поделитесь с собеседником ситуацией, за которую вам до сих пор стыдно.

Чиро: мне было десять лет. Я меня был лишний вес и родители посадили меня на диету. А я ужасно хотел есть и воровал иногда булочки в кафе неподалеку от дома. Однажды меня поймали. Это был такой позор! Никогда не забуду. А у тебя?

Алиса: а я изменила своему бойфренду. Он об этом так и не узнал.

Чиро: зачем?

Алиса: Понятия не имею. Мы с подругой напились вдвоем в ресторане, подцепили каких-то двух парней, поехали с ними в сауну. Я теперь не помню ни их лиц, ни имен. И я не знаю, зачем вообще я это сделала.