— Скажи мне новый код, Виталий, — нажимаю я, а у самой дрожат руки и голос.

В этот момент единственное, что есть во мне — ненависть. Но отнюдь не на себя, я ненавижу Виктора, что он не оставил мне выбора. Что сделал меня такой, вынудив защищаться. А лучшая защита — это нападение. Поэтому я надавливаю сильнее, не обращая никакого внимание, что по лицу катятся слезы, падающие прямо на серое лицо Виталия, который совсем не вздрагивает и никак не реагирует. Он по-прежнему смотрит только перед собой остекленевшем тусклым взглядом, когда внезапно его губы размыкаются первый раз:

— Пять, — едва слышно произносит он, что мне тут же приходится нагнуться прямо к его лицу, чтобы понять следующее: — Пять, ноль, семь, “эр”, пять, пять.

Тишина, я отодвигаюсь и снова смотрю на него. Глаза всё также без смысла уставлены в небо, его губы вновь начинают двигаться, повторяя: “ Пять, пять, ноль, семь, эр, пять, пять”, и снова, и снова по кругу, а я всё смотрю и смотрю, находясь в некоторого рода ужасе. Я не понимаю, что сделала с ним, не знаю, есть ли что-то ещё в его мыслях, и не знаю, как долго это ещё будет продолжаться.

Я не слышу даже, когда надо мной оказывается Елай, Виталий всё ещё по кругу произносит одни и те же слова. Когда я перевожу взгляд на Елая, то прихожу в ещё больший ужас, теперь кровь на нём. Мой голос хрипит:

— Ты… — начинаю я, но Елай понимает вопрос ещё до того, как его озвучиваю.

Он качает головой, глядя на Виталия и слушая цифры, а потом с абсолютно безэмоциональным выражением лица направляет на него пистолет и без единой заминки выстреливает в область сердца. Моя рука всё ещё лежит на Виталии, когда по всему его телу проносится ударная волна. Я резко отстраняюсь назад, но по моей коже точно по-прежнему бежит эта вибрация.

— Ты переборщила с эфиром, — абсолютно спокойно говорит Елай, — он бы повторял это до тех пор, пока окончательно не отказало его тело. — Теперь мой ужас уже ни с чем не сравнить, я гляжу на Елая так, словно никогда не слышала, что он умеет говорить. Он же небрежен, когда, передёрнув плечом, добавляет. — Но он хотя бы умер под кайфом.

Хотя бы… — это, полагается, должно утешить меня. Но нет. Однако это не скорбь по Виталию. Это скорбь по последней надежде, что Виктор всё же человек.

— Он отдал приказ убить собственного внука.

Я смотрю на Елая с таким вопиющим вопрошанием, словно у него может быть ответ. Но его глаза лишь спрашивают ответно: “а чего ты ждала”, однако вслух говорит абсолютно другое.

— И это значит, что мы где-то прокололись, — на самом деле только я одна, но Елай не хочет сейчас делать на этом акцент. — Вставай, — кивает он, делая свой голос чуточку мягче, — если Виктор знает, что мы здесь, у нас намечаются трудности.

И я встаю, стараясь выключить эмоции сейчас, пока всё не стало ещё сложнее, хотя уже можно понимать, что обязательно станет. Больше смертей, больше вероятностей никогда не выбраться отсюда. Елай затаскивает тело Виталия в здание и закрывает дверь, чтобы не привлекать много внимания с улицы. Я смотрю только за его действиями, не решаясь сразу оглядеть, как тут всё обстоит, но судя по количеству крови на белой поверхности пола и стен, немудрено, что мне станет плохо. Трупы везде, и я даже не пытаюсь рассмотреть, пока мы идём до следующей двери, кто как убит, но руки Елая в крови. Когда он набирает первый раз код безопасности, на серо-голубой панели остаются следы. С замиранием сердца, в плотной тишине, мы ждём ровно секунду, пока электронный замок не издаёт пиканье, открываясь, а у меня точно огромнейший груз спадает с груди. Значит не всё так плохо, значит Виктор не разгадал наших планов, а просто узнал, кто отключил охранную систему. А возможно… Про эту вероятность я не собираюсь думать, иначе начну видеть подвох во всём. Убедившись в достоверности кода, Елай передаёт его по связи кому-то из парней, и мы наконец проходим внутрь.

Снова белые стены. Я точно возвращаюсь на несколько месяцев назад, в своё заточение. Этот безумно белый цвет слепит, ощущения жуткие и тошнотворные, но на лице Елая я не обнаруживаю ничего подобного. Да, он серьёзен, даже более, чем несколько минут назад. Но наверное, это и немудрено? Сейчас он ещё ближе к своей цели, а значит любая ошибка повышается в цене. К тому же, за нами закрывается дверь. Электронная, напоминаю я себе, у которой код может измениться в любую секунду, оставив нас здесь — один на один с монстрами, которых также могут выпустить в любую секунду.

Об этом я почему-то начинаю думать только сейчас.

— Надо раздобыть ключ-карту, — точно читая мои мысли, говорит Елай, передвигаясь осторожными, напряженными шагами.

Он держит взгляд в оба, постоянно оборачиваясь и прислушиваясь к тишине. Она немного напрягает, никаких звуков, никаких разговоров, словно во всём здании мы находимся абсолютно одни. Что очень усложняет задачу раздобыть ключ-карту. Мы минуем первый длинный, пустой коридор без единной двери, чтобы упереться в ещё одну. Елай на этот раз не спешит сразу вводить пароль, сначала он прислушивается, но дверь настолько плотная, что за ней глухая тишина. Он бросает на меня один предостерегающий взгляд, затем наверх, куда-то за мою спину, и я тоже поворачиваю голову, чтобы увидеть камеру в углу над дверью.

— Цифровой замок? — тихо спрашиваю я, вспоминая, что было на той базе, хотя параллельно очень надеюсь на отрицательный ответ.

Елай, видимо, понимает, что я уже сталкивалась с подобным.

— А знаешь, что бывает в случае, если камера тебя не распознает?

Я медленно поворачиваюсь обратно, его взгляд несколько мрачный. И почему теперь я уверена, что не хочу знать подробности?

— Нас поджарит лазерный луч? — неуместно сейчас шутить, но я не могу больше выдерживать этого напряжения.