Я подхожу к нему, стараясь не поднимать головы и глядя себе под ноги. Зависимость невероятно удручает, особенно, если думал, что избавился от неё. Но мне похоже стоит смириться, по крайней мере, пока действительно не смогу делать всё самостоятельно.

Елай протягивает мне раскрытую ладонь, и я не мешкаю, вкладывая в неё свою руку и становясь рядом с ним.

— На счёт три, — предупреждает парень, и я киваю, так у меня хотя бы будет время перевести…

— Три!

Елай срывается с места, резко дёргая меня за собой, и у меня даже получается что-то выкрикнуть обидное в его адрес, пока мои ноги слишком быстро не отрываются от твёрдой поверхности. Потому что потом я кричу уже во всё горло, неожиданно осознавая, что этот ненормальный даже и не думал пытаться, намерено потащив меня за собой вниз. Но инстинкты срабатывают лучше, чем успевает осознать мой разум. Когда я снова в себе, мы уже оба находимся на земле, оба порывисто дыша и таращась друг другу в глаза. И мне очень жаль, что теперь даже прибить его не могу. И конечно он это знает, оттого-то и улыбается настолько бесстыже.

— Я неожиданно подумал, что так будет быстрее.

Лжец, он даже не собирался делать так, как мы задумали. Ему просто требовалась моя уверенность.

— Знаешь, сейчас не лучшее время преподавать мне уроки, — огрызаюсь в ответ его непонятной для меня ослепительной улыбке, выпрямляясь в полный рост.

Елай поднимается следом за мной, но на его губах так и сверкает эта ухмылочка.

— Поверь, мне не польстит твоя смерть. Я знал, что делаю.

А вот это уже больше похоже на правду. Но я всё равно не упускаю возможности зло прищурить глаза, собираясь сказать ему, чтобы на будущее своё “я знал, что делаю” засунул себе куда подальше, когда меня сбивает с мысли его резко распахнувшиеся глаза. Он толкает меня в сторону, не успев я и заметить, как Едай так быстро приблизился, а уже слышу хруст позвонков за спиной. Этот звук… его сложно перепутать с чем-либо. Возможно я даже и не вздрагиваю теперьт от него, но вот смотреть на мёртвые тела всё равно не могу без пожирающего изнутри чувства совести. Я ненавижу его, в особенности за то, что его приходится игнорировать.

Я ещё только оборачиваюсь назад, чтобы посмотреть, кто там был, когда Елай уже возвращается, подхватывая меня за локоть, подталкаивает к входу. На выражении его мрачного лица больше нет и грамма веселья.

— Идём, — строго и резко бросает он, словно это я тут дурачилась.

Но мне до пререканий, вся моя сосредоточенность направлена на то, чтобы не оборачиваться.

— Набирай, — снова коротко кидает он, по-прежнему выглядя до ужаса собранным и колючим, когда мы оказываемся у массивной титановой двери чёрного выхода.

Я действую без лишних слов, вскидываю руку и отыскиваю на электронных часах номер Виталия, он отвечает спустя пару гудков, ему тоже не приходится говорить ничего, кроме одного “открывай”, как он тут же сбрасывает, и должно быть идёт к нам. Ожидание не просто томительно, да ещё и в такой напряжённой тишине, где даже наше дыхание звучит крайне тихо и осторожно, на фоне отдалённого шума, кричащих людей. Я нервничаю и то и дело поглядываю на холодное выражение лица Елая. Он смотрит куда-то мимо меня, в пустоту ночи, не моргая и безжизненно, а меня таки пробивает озноб, от такой резко смены его настроения.

Секунды идут до невозможности медленно, мне хочется двигаться, и с некоторым трудом я борюсь с желанием начать постукивать ногой, когда наконец улавливаю за дверью какие-то звуки. Елай тоже мгновенно оживает, встряхивает плечами, поворачиваясь к двери и кладя руку на железную ручку, чтобы вероятно тут же перехватить дверь, когда она откроется, но всё неожиданно катиться к чертям.

Первые мгновения самые медленные: я слышу, как Виталий приближается, слышу, как набирает что-то на приборной панели и как поворачивает замок, но всё остальное…

Их оказывается целая группа, и они не ждут даже и секунды, прежде чем открыть по нам огонь. И по Виталию: он оказывается самым первым, чью кожу прознают пулю. Целое мгновение перед глазами всё окрашено в кровь, они видят только выступающие красные пятна на белом халате.

— Лена, пригнись!

Над головой проносится свист, а я только и делаю, что таращусь на Елая, едва ли не вжимающего мою голову в плечи. Мы оба на корточках, но это спасение совсем кратковременное, солдатам не требуется много времени, чтобы сменить направление своих пуль. Елай снова отталкивает меня в сторону, когда сам прыгает в противоположную, садясь спиной к стене и пытаясь заглянуть за дверь. Виталий остаётся лежать между нами, наполовину выпавшим за порог. Со всех сторон летят мелкие куски штукатурки, выстрелы проносятся мимо, свистят в воздухе и ударяются об дверь и соседнее здание — стоит невозможный шум, заставляющий меня вздрагивать каждый раз, когда пуля врезается где-то совсем близко со мной.

Елая я слышу не сразу.

— … ена… — обрывки слов, сначала для меня абсолютно несвязные, пока не перевожу взгляд на него.

Он интенсивно тычит в сторону тела Виталия.

— Код! — кричит парень. — Нам нужен код! Достань его из него, пока он ещё жив!

“Как?” не успевает сорваться с моих губ, Елай неожиданно предоставляет мне эту возможность, ныряя прямо в здание и уводя шквал пуль за собой. Моё дыхание заходится, пространство видится за какой-то быстро проносящейся пеленой, но я всё равно подползаю к Виталию, низко пригибаясь и стараясь не смотреть, что творится в здании. Выстрелы теперь звучат хаотично: то близко, то совсем далеко. И ещё к ним теперь добавляются крики. Пытаясь не думать про Елая, сосредоточиваюсь только на мысли, что без нового кода нам обеспечен провал, а сама ума не приложу, как мог Виктор отдать приказ убить собственного внука. Потому что он умирает, белый халат пропитан тёмной, липкой кровью: на нём столько ран, что совсем непонятно, как его сердце ещё может биться. У меня начинается паника. Как я его приведу в сознание? Как смогу заставить говорить? Никакая лёгкая тряска не помогает, его дыхание почти не ощутимо — сбившееся, тяжёлое, то частое, то совсем замедленное. У меня рука не поднимается оцарапать его кожу: каким бы безжалостным он ни был, заставлять умирающего приходить в себя? С его синюшных губ срываются слабые-слабые стоны и несвязные звуки. Смотрю на него и никак не могу решить, что мне делать. Время идёт, Елай подставляет себя под пули, ради всего нескольких слов, а Алек в это время… Господи, у меня нет права сомневаться. Я делаю единственное, что правильно в это мгновение для нас. Впиваюсь ногтями в его кожу на затылке и все мысли и желания перевожу только на то, чтобы он открыл глаза.

Давай, давай, давай, — лихорадочно бьётся в мыслях, и наконец я вижу подрагивание век. Сначало слабое, а потом Виталий резко распахивает глаза, устремляя безумно пронзительный взгляд в небо. Всего мгновение в нём что-то есть, пока блестящие от света луны и фонарей зрачки не становятся тусклыми и пустыми. Но он в сознании, туманном и апатичном, на бледнеющем лице ни единой эмоции.

— Код, — произношу охрипшим голосом, с ужасом наблюдая за его абсолютно пустым взглядом.

Мои ногти всё ещё впиваются в его кожу, но меня пробирают сомнения, сможет ли сейчас это подействовать, хотя я буквально вкладываю в это всю возможную силу.