Энтони, замерший в каменной неподвижности на несколько этих мгновений, откинулся на спинку рабочего кресла — и мои ногти мазнули по его шее. Поднял голову и посмотрел на меня. Серые глаза сейчас были темными. Я смотрела в них, и в душе просыпалось что-то незнакомое — шальное, пьянящее, дерзкое.

— Оливия, — голос Уолтера звучал на полтона ниже и в два раза выразительнее, однако вопрос прозвучал строгий, в стиле настоящего важного человека: — Что ты делаешь?

— Я? — переспросила я и, окончательно ошалев, присела на стол, со скучающим видом перебрала пару бумаг и отодвинула их в сторону. — Тебя отвлекаю! А на что еще это похоже?

— На мое больное воображение, — пробормотал Тони.

С трудом сдержав неуместное для выбранной линии поведения хихиканье, я состроила ответную строгую физиономию и снисходительно сообщила ему сверху вниз:

— Скудное у тебя какое-то воображение, — и, подумав добавила: — Энтони! Слабень…

Договорить я не успела, успела только тоненько взвизгнуть от неожиданности — меня сдернули со стола.

Больше никаких внятных (да и невнятных, если быть честной) звуков издать не удалось: мужские губы накрыли мои с такой изголодавшейся жадностью, что под этим напором я сначала закаменела, совсем как Тони — на мою ласку, а потом…

А потом запрокинула голову, прогнулась в талии и обвила руками шею, снова зарываясь пальцами в густые гладкие волосы.

Без внутренних предохранителей все ощущения сделались в несколько раз острее.

И пусть я все так же терялась, и не знала, что мне делать, и куда деть руки, и как правильно ответить, и вообще…

Все это как-то перестало иметь значения.

То, что имело значение — это голодные, напористые поцелуи вперемешку с легкими и манящими, мужские руки, гладящие мою шею, рушащие прическу, а потом — с силой сдавливающие мою талию, впечатывающие меня в чужое, твердое тело. И от этого всего кружится голова, и внутри все горит, и снова появляется это зовущее, тянущее чувство.

И правильность решения наконец становится очевидной.

Мне ведь хорошо с ним. Правда, хорошо. И пусть это хорошо будет. Даже если ненадолго.

А потому, когда Уолтер вдруг остановился, отстранился и попытался снять мои руки со своих плеч, я испытала только разочарование. И вместо того, чтобы застыдиться своей распущенности, сама потянулась к нему — никуда не убежит твоя работа, а мне надо! Сейчас!

— Лив, не надо, — Тони уклонился и чуть сильнее сжал мои запястья. — Иначе…

— Иначе что? — с вызовом поинтересовалась я.

— Иначе мы не дойдем до ресторана.

— А я не голодна, — нахально заявила я, глядя ему прямо в глаза.

Тони не выдержал обмен взглядами первым: прикрыл глаза, вдохнул, выдохнул…

А потом поставил меня на пол и расправил одежду. Придирчиво изучил, отклонившись на спинку кресла, и остался удовлетворен увиденным. А потом, поднялся и, не сказав ни слова, стремительно вышел из кабинета.

Я осталась стоять — растерянная и, кажется, отвергнутая.

Однако едва успевшая подняться паника — я пошла на все это только для того, чтобы он от меня удрал?! — захлебнулась, когда из приемной раздался уверенный голос Энтони:

— Вы на сегодня свободны, до завтра мне ваши услуги не понадобятся. На выходе не забудьте только занести подписанные договоры господину Доулу.

Уолтер вернулся в кабинет, подошел ко мне и, развеивая остатки сомнений, снова поцеловал, на этот раз — крайне многообещающе, а потом ухватил за руку и потянул прочь.

— Идем.

И я пошла.

— Господин Уолтер, вам подать машину? — спохватилась секретарь, не успевшая еще покинуть свою приемную. На меня и мою руку, лежащую в уолтеровской ладони, она не смотрела, но я все равно ощущала ее любопытное внимание всеми фибрами женской души.

— Нет, не нужно, — отмахнулся Энтони, утягивая меня в коридор.

Я бросила на его спину удивленный взгляд — куда мы потащимся пешком на ночь глядя?

Но решила не озвучивать этот вопрос, чтобы подзуживающее любопытство заглушало вернувшийся нервный страх.

Мы спустились вниз, получили еще с десяток «до свидания, господин Уолтер» и «доброй ночи, господин Уолтер» от встречных добросовестных работников (а кто еще будет оставаться на работе после окончания рабочего времени?), распрощались с охраной, вышли на улицу…

…перешли ее и вошли в дом напротив.

Консьерж, лифтер, восьмой этаж…

Я смотрела на все происходящее круглыми глазами. Уолтер загадочно молчал, бросая на меня слегка насмешливые и предвкушающие взгляды.

Звякнули ключи, распахнулась дверь, и Энтони сделал приглашающий жест в темноту.