Шрифт:
Сообщил — и выпустил меня, возвращаясь к бутербродам.
А у меня сердце снова пропустило удар. До сих пор он почти не упоминал мать, я знала только, что она в добром здравии и живет где-то загородом, периодически осчастливливая сына столичными визитами.
А тут…
Я тряхнула головой, не позволяя себе снова расползаться в переживания, которые только на ромашке и решать, и вспомнила про яичницу.
— Как ее зовут? — первое яйцо зашипело на сковородке, и я решилась задать вопрос.
— Кого?
— Твою маму.
— Леди Розмари Дэвлин-Роттерхил в замужестве Уолтер.
Я удивленно обернулась от плиты.
— Леди?..
— Ага, графская дочка, — Тони закончил художественную выкладку первого многослойного бутерброда, переложил его на тарелку и принялся за второй. — Я плод истинной любви, не знающей преград в виде титулов и разницы положений.
— Ну еще бы, — пробормотала я себе под нос, — как будто мало поводов нос задирать…
— Что-что? — переспросил Уолтер, и вруг его ладони обвили мою талию, а губы пробежались по шее, чтобы слегка прихватить мочку уха, вызвав острую вспышку удовольствия внизу живота.
— Удивительное дело, говорю, — смущенно кашлянула я, не отрываясь от сосредоточенного помешивания яичницы.
Уолтер хмыкнул и вернулся к своему занятию.
Говорят, что аппетит приходит во время еды, а у меня — во время готовки. Выкладывая яичницу на тарелки, я осознала, что все же печенек с кофе, проглоченных в уолтеровском кабинете, было категорически мало. Так что к импровизированному ужину я присоединилась с воодушевлением.
Это было самое странное из всех наших свиданий. Как будто и не свидание вовсе, а… просто домашний вечер вместе. Разговоры ни о чем и обо всем, бесхитростный, но сытный ужин, бокал вина.
— Знаешь, — задумчиво выдала я, пока мы мыли посуду в четыре руки: я мыла, а он вытирал и расставлял по местам, — соблазнитель из тебя ну если честно — так себе. Мне теперь хочется спать, а не… все остальное.
Уолтер белозубо хохотнул, запрокинув голову, убрал последнюю тарелку и объявил:
— Хорошо, идем.
— Куда? — не поняла я, вытирая руки.
— Спать! — он оттолкнулся от кухонной тумбочки и бодрым шагом удалился в темные глубины квартиры.
В легком замешательстве я последовала за ним.
Свет в спальне Тони включать не стал, но огней ночного города и ясной ночи было достаточно. Уолтер нырнул в шкаф и выудил оттуда чистую рубашку.
— Вот. Можешь надеть вместо сорочки. Раздевайся и ложись. Хотя…
Прежде, чем я успела сообразить, как мне вообще реагировать на происходящее, Тони обошел меня со спины и положил руки на плечи, а потом щекочущий шепот коснулся уха:
— …ты же так устала. Давай я помогу.
Записать, подчеркнуть, запомнить, повесить в рамочку на стену — никогда не топтаться по самолюбию Энтони Уолтера. Никогда!
Сердце мгновенно подпрыгнуло и забилось пульсом почему-то на губах, когда я почувствовала мужские пальцы на застежке юбки.
Тони погладил бедро, слегка присборив ткань, пересчитал пуговицы, и я стиснула кулаки, впиваясь ногтями в ладонь, когда он прижался ко мне со спины всем телом, обвивая второй рукой за талию.
Шеи снова коснулись губы, и я рвано выдохнув, откинула голову на его плечо, открывая доступ.
«Делай, что хочешь», — говорил этот жест.
Энтони стиснул меня сильнее, слегка прикусывая нежную кожу, как будто хотел оставить метку обладания (если и правда оставил — убью!), но почти сразу ослабил хватку и приступил к тому, на что, собственно, подписался — к раздеванию.
Хорошо, что он догадался не включать свет, потому что я почти наверняка запаниковала бы при ярком освещении, а так, в темноте, в зыбком полумраке, все казалось почти нереальным. Почти сном.
Сладким, жарким сном. И неважно, что раньше мне никогда такие не снились.
Мужские руки медленно скользили по моему телу, чередуя ласку с расстегиванием пуговиц. Юбка упала к моим ногам, блузка стекла вслед за ней. То ли нервная, то ли возбужденная дрожь то и дело пробегала по позвоночнику. Я зажмурилась, позволяя Энтони меня целовать и трогать, как ему захочется, но сама не решалась к нему прикоснуться.
Волосы пушистым облаком опустились на плечи, вырвавшись из плена тугой прически.
— Оливия, — горячечный шепот заставил вздрогнуть. — Посмотри на меня.
Это обязательно, да?..
Я чуть-чуть приподняла ресницы.
Уолтер когда-то успел скинуть и собственную рубашку (ну и правильно сделал, со мной каши не сваришь — то есть промышленника не разденешь!) и теперь стоял передо мной полуобнаженным.
Глаза широко распахнулись сами собой. И рука поднялась сама собой. Я погладила горячую кожу, с удивлением отмечая новые ощущения — твердость мышц, чужой пульс под кончиками пальцев.