— Он, между прочим, в комплекте со мной, рейнджер один не ходит!

Ночь завершилась без каких-либо дальнейших приключений.

Умение Елены проявлять уникальное, исключительное внимание никто и никогда сомнению не подвергал. Она не переспрашивала и не уточняла, выслушав даже самый сбивчивый рассказ любого собеседника, но это и не требовалось — глава филиала ОМВО фиксировала подробности и детали в своей красивой головке, будто компьютер. Округлое, миловидное и нежное лицо женщины за тридцать, обрамленное темно-русыми кудряшками, вполне могло ввести в заблуждение посетителя, увидевшего Елену впервые в жизни, но поверхностное впечатление исчезало в считанные минуты. Елена быстро давала понять, какой жесткой и бескомпромиссной является на самом деле. Час назад Лозинский спустился в цокольный этаж дома на проспекте Ленина, застав хозяйку офиса несколько утомленной и раздраженной в относительно раннее время — на часах было десять ноль-ноль.

— Четыре «Попы» с утра! — прокомментировала свое недовольство Елена, и профессор очень даже хорошо ее понял. — Да еще все прямые, да с претензиями.

Анатомически точным словом профессиональный жаргон «Жизненного долга» обозначал третий портал: «подлый поступок». Прямые должники третьего портала (те, кто провинился подобным образом сам, а не получил счет с процентами за кого-то из предков) обладали какой-то особо скользкой и гибкой моралью, позволявшей без зазрения совести допускать подлость по отношению и к ближнему, и к дальнему. Бывало, за таким должником скапливалось сразу несколько «поп», с завидным постоянством выстреливающих по всему окружению. Совершив безнаказанную подлость единожды, некоторые входили во вкус… Даже признав за собой долг, должники третьего портала порой начинали юлить и выкручиваться, пытаясь избежать каких-то неприятностей или вступая в пререкания с кураторами ОМВО. С такими даже Елена теряла терпение, запускала нейроблокаду и выставляла вон, оставляя долг «висеть» до разбирательства с будущими наследниками.

С должниками «Попы» Лозинский не сталкивался в силу специфики своей узкой ниши паранормальных явлений, но был наслышан о поведении.

В офисе «Жизненного долга» ничего не изменилось с тех пор, как профессор приходил сюда в последний раз. Цифра «девяносто девять», обозначавшая вход, который был виден только самим сотрудникам, не фигурировала в общем перечне бутиков и офисов, занимающих помещения в торговом центре «Гранд». В холле, отделанном черным, с прожилками, мрамором, царил знакомый таинственный полумрак, в глубине все так же журчал фонтанчик, струи которого с успокаивающим плеском падали на колесо игрушечной мельницы. Количество дверей, ведущих в порталы, постоянно менялось, и зафиксировать взглядом их точное число не представлялось возможным… Объяснялось это просто: если какая-то дверь пропадала из поля зрения, значит, порталом пользуется должник в другом филиале ОМВО, входя в дверь вместе с куратором или в одиночку.

Как все это работает, кто это построил, кто создал кадровую службу, кто платит зарплату (смешную, но все же платит), откуда приходят факсы и сведения о должниках?! Лозинский давно уже перестал задавать себе и другим подобные вопросы, на которые никто и никак не мог ответить. Антону запала в память фраза одного из кураторов:

— Может быть, там, наверху, стало настолько тесно, что какие-то высшие силы приняли решение — взыскивать по долгам прямо на грешной Земле…

Трудно сказать, что думала на этот счет глава Сургутского филиала, она вообще никогда не высказывала своего мнения. Сейчас же она, внимательно выслушав Лозинского, задумчиво нахмурила брови:

— Я не знаю, как быть в такой ситуации, Антон. Этот случай не относится к непосредственной текущей работе коллекторского агентства. Было дело, когда должник нападал на куратора — в самый первый год моей службы здесь, тогда все разрешилось благополучно, хоть и наделало шума… Но в данный момент вы не куратор и не консультант. Вы сами знаете, что назначить вас произвольно или даже запустить процедуру взыскания долга я не смогу — все факсы о порядке действий приходят автоматически, в некий нужный момент.

— Я понимаю. — Кивнул профессор. — Сейчас меня интересует возможная архивная история семьи этой вот Есении. Тут пахнет наследственным долгом по «Теме», да каким… Меня интересует история проклятой монеты — может быть, удастся найти что-то, что поможет разобраться. Насколько я знаю… или, вернее, могу догадываться, в каждом филиале худо-бедно, но есть контакты с правоохранительными органами и государственными службами?

— Есть.

Кудряшки вокруг миловидного лица слегка дрогнули.

— Задействовать контакты не так просто — именно потому, что в нашем филиале нет официального дела должника. Да и кто тут должник — сеньора Торнеро-Новикова, ее мать, ведьма, передавшая свой дар?.. И вашу спутницу, Антон, я бы со счетов не сбрасывала. Она тут самая темная лошадка, как мне кажется. В плане поисков наследников ведьмы я могу поспособствовать, это совсем не трудно. Старинное село со звучным названием, не менее звучное имя… Ваша знакомая, — выделила Елена голосом упоминание об Алле, — не назвала фамилию?

— Нет.

— Вы как-то поддерживаете с ней связь?

— Номер телефона есть у Мануэлиты. Мы должны созвониться сегодня вечером — после посещения открытия выставки, независимо от результата.

— Антон… — Елена склонилась над бумажным стаканчиком с чаем и потерла виски, как будто в стаканчике был не чай, а какой-то настой для ингаляции и лечения головной боли. — Почему вы не отказались?.. Давайте подключим немного логики. Если вы добудете этот странный рубль, то волей-неволей поучаствуете в нелицеприятном деле — переброске проклятия на нового носителя, с предполагаемой физической смертью и превращением в какого-то призрака-скитальца. Тогда, в случае удачи, вы обрекаете эту Мануэлиту на страшную участь и автоматически становитесь пособником темных сил! Расплачиваться сами думаете, как факс упадет, или для начала заведете детей для передачи долга?!

— Что ж, по-вашему, я должен был уйти?! — возмутился профессор, тряхнув головой так, что неизменная шляпа слетела и укатилась за кресло.

— Да. — Жестко ответила женщина. — Уйти, придавив свою жалость и нелепое чувство гипертрофированной ответственности. Я уже говорила вам про бездомных щенков и котят! Надо было уйти, позвонить кому-то из своих близких, чтобы избавились от вещей, некогда контактировавших с этой… Аллой. И забыть все, как страшный сон. Это не ваш долг. Был не ваш, по крайней мере… Мне неловко говорить о той самой толике необходимой логики, но я еще раз про нее напомню. Сеньора Торнеро готовится провести какой-то ритуал, не зная всей подноготной монеты, буквально закодированной злом на многие поколения? Я не специалист — но я в это не поверю! Она точно знает, что, как и почем — или догадывается. Первое «фи». Вы уже сами предположили, что за ней может стоять кто-то другой — кто-то более сильный. Второе «фи». Процесс ритуала расплаты может начаться сразу, как только вы найдете нынешнего хозяина монеты, вы же не знаете алгоритма, и вот тогда с женщиной по имени Ману может произойти все, что угодно — прямехонько в выставочном зале! Достаточно прикоснуться к предмету. Это третье мое «фи», самое поганое, потому что публичный скандал со смертью в людном месте не нужен никому — вам, прежде всего, Антон! У меня руки чешутся прямо сейчас запустить вам персональную нейроблокаду, чтобы вышли отсюда без ненужной… памяти.