Я слушала.

Слушала и не верила.

Магическое преступление.

Вот как окрестили то, что собирались рассказать дальше.

До этого я сталкивалась лишь с одним магическим преступлением — это когда Наталью Заболоцкую использовали для участия в ритуале…

Как выяснилось, мой случай оказался похожим.

Наш случай.

— Намерения Лановой Алины Петровны кристально ясны: женщина, собираясь воспользоваться собственными остатками души, планировала завладеть душой Заболоцкой Яны Алексеевны, тем самым обретя могущество, на которое у нее не хватало собственных ресурсов…

Я посмотрела на Янтарную.

Она ответила мне тусклым взглядом.

Я произнесла: «Это неправда». Хотела прошептать, чтобы мои слова услышала лишь Алина, но прозвучали они слишком громко, поэтому долетели даже до судьи.

Она — Григорьева Елизавета Артемьевна, по ее представлению — посмотрела в мою сторону и ответила:

— Это абсолютная правда, уважаемая Яна Алексеевна. Или вы подвергаете сомнению черномагический суд? Хотите оспорить выдвинутое объявление?

Зрители зашумели.

Конечно, конечно, черномагический суд сомнению подвергать никто не смел. Никто и никогда. Это была аксиома — все до единого слова, произнесенные в данной зале, правда. Иначе и быть не может. Даже у закоренелых преступников не хватает смелости лгать, отвечая на вопросы обвиняющей стороны и судьи.

Есть нечто, что выше лжи и хитрости.

Есть истина.

Но сейчас я ее не чувствовала.

И я бы даже осмелилась это заявить, став первой из тех, кто нарушит процесс черномагического суда, и героически погибнув через несколько мгновений. Но на губах Янтарной проскользнула улыбка, вернувшая ее лицу жизнь, и, кажется, одна только я это заметила.

А потом шум утих.

Лишь секунда — и все люди замолчали.

Я сразу, даже ещё не оглядевшись по сторонам, поняла: случилось что-то неладное. А потом заметила окаменелые лица и стеклянные глаза, будто все вокруг превратились в искусно сделанные статуи. Все. И судья, и зрители, и отец.

Лишь только я все ещё продолжала дышать — и даже пару раз моргнула глазами.

Я — и Янтарная.

Моя тетя, что элегантно обошла грозных мужчин, стоявших подле нее, и приблизилась ко мне, на ходу распрямляя плечи.

— Ты права, — произнесла она, глядя в мои глаза. — Они лгут, а я всегда говорила тебе одну только правду. Я рада, что не ошиблась. Но время на исходе.

— Что дальше? — спросила я тихо.

— Вечность, — ответила Янтарная.

Все оказалось предельно просто.

Она направилась к выходу из залы, и я пошла следом. Когда до двери оставалось несколько шагов, Алина остановилась и обернулась ко мне — черная юбка волной заструилась по ее ногам. А потом произнесла то, что до сих пор не успела сказать:

— Я хотела объединить их. Твою и мою душу. Чтобы мы вдвоем стали сильнее. И чтобы мы всегда были рядом. Как родственницы. И как ведьмы, которые отлично понимают друг друга.

Янтарная улыбнулась.

И я в самом деле разглядела в ее глазах сияющие драгоценные камни.

И колдовство.

Магию, что, по словам судьи, подходила к концу, но до сих пор горела ярче любой звезды.

— Ты идешь со мной? — спросила Алина.

Я прошептала:

— Если ещё не поздно.

Янтарная кивнула.

Это значило — шанс есть всегда, и так я ее и запомнила: шанс есть всегда, шанс есть всегда, шанс есть. Ты можешь попытаться сделать ход назад — и переиграть финальную битву по-новому.

Алина смогла.

Обхитрить всех, чтобы сообщить мне правду, потому что, пожалуй, только правду они не могли у нас отобрать.

Мы вышли за дверь, которую никто не охранял.

И покинули особняк, потонувший в безмолвии. А уже там, на улице, под листьями, петляющими на фоне темно-серого неба, встретили ещё одну живую душу.

Конечно, все не могло обойтись без него.

Кирилл приходился Янтарной учеником, и было бы странно, если бы ее решающая битва прошла без него.

Завидев Кирилла, Алина улыбнулась.

Улыбнулась — и направилась в его сторону.

Кирилл кивнул Янтарной — а потом подмигнул мне, будто и он пытался сказать, что никогда не следует сдаваться.

— Предатель, — заметила Алина, не прекращая улыбаться.

Когда между нами было три шага, мы остановились.

Замер Кирилл.