Исаак подался ближе. Они почти синхронно прикрыли глаза. Их губы соприкоснулись. Осторожно, робко. Они не позволяли себе зайти дальше и, в то же время, не хотели разниматься. Такие близкие и тёплые губы не могли ни соврать, ни утаить. И могли без слов и заминок поведать о глубине чувств.

— Спасибо, — отозвалась Сюзанна, когда они смогли отпустить друг друга. — И за то время тоже спасибо, Исаак.

Некоторое время они просто молча смотрели друг на друга. Протянув руку, Сью провела пальцами по краю повязки, отодвинула в сторону чёлку с цветными прядями. Как ни странно, она до сих пор не знала, почему близнецы носили повязки. Очевидно, имела место быть некая проблема с глазами. Но какая? И почему у обоих? Никто так и не задал этого вопроса — одним было неинтересно, другие считали такой вопрос слишком нетактичным.

Исаак чуть склонил голову и отодвинул руку Сюзанны к уху, тем самым давая понять, что она может снять повязку. Сью вопросительно подняла брови, он ответил кивком. Протянув обе руки к резинкам повязки, Сюзанна аккуратно сняла её, не зная, к чему быть готовой.

Нервно сжав губы, Исаак не удержался и отвёл взгляд. Ему не хватало смелости открыть правый глаз, но неправильно будет отступить, когда сам решил открыть эту… Даже не тайну, просто некрасивую правду, которая многих пугала или вызывала отвращение. Сюзанна ободряюще накрыла сжатую руку Исаака своей. Он нервно выдохнул, снова посмотрел на неё и открыл глаз.

Точнее, то место, где он должен был быть. Глазница хранителя лжи была пуста. Как у ведьмы, только с другой стороны. На это зрелище в самом деле сложно было отреагировать спокойно. Сюзанна смотрела на Исаака распахнутыми глазами, немного испуганная, испытывающая неловкость из-за того, что так пристально смотрит. Но противно ей не было, только беспокойно из-за того, какие болезненные события могли лишь близнецов глаз. Ведь если они не родились такими, то без боли не обошлось. Сью приподнялась и поцеловала Исаака в правую бровь. Она не хотела будить неприятные воспоминания расспросами, зато хотела показать, что увиденное не изменило её отношение к Исааку. Он снова благодарно обнял её в ответ.

***

Дикра сегодня была непривычно спокойна, словно на неё всё ещё влиял тот более взрослый образ из сна. После обеда она сидела на кровати и перебирала сложенные из бумаги фигурки. От воспоминаний о том дне, когда они веселились в саду, становилось тепло на сердце. Это был один из самых приятных и семейных моментов. Печально и иронично, но только в замке Дикра почувствовала, что значит иметь любящую семью, заботливых родителей… Что значит мир и счастье в доме. Пусть даже счастье длилось недолго.

— Исполнила ли я твоё… своё желание? Хотя бы немного? — спросила сама себя Дикра, разглаживая крылья журавлика.

Время вспять не повернуть, но, может, череда перерождений хоть раз свела её с родителями? Может, мироздание не всегда жестоко и коварно? Дикре даже смешно стало от наивности этой мысли. Мироздание и милосердие объединяло только то, что они начинались и заканчивались похоже.

Неожиданно Дикра решила снова попытаться порисовать. Она не возвращалась к этому занятию с того дня, как пробудился Мастер. Не было ни настроения, ни желания что-то делать. Хотелось только привычно сбежать от реальности, забыться сном, но не получалось уснуть, хотелось предаться фантазиям, но мешал страх. Только сегодня наступило необъяснимое спокойствие, почти умиротворение. Да, словно она так до конца и не проснулась.

Достав из тумбочки альбом и пенал с карандашами, Дикра надела тёплую кофту и направилась в сад. Ей очень нравился вид из беседки на пруд, но она всегда сдавалась уже на стадии набросков. Всё было не то, не так. Кривые, неверные линии. Неверное построение — Дикра знала, как надо делать, но почему-то не могла это изобразить. А уж какой ужас творился с деревьями — плакать хотелось. К счастью, обычно не хватало усидчивости, чтобы дойти до этой стадии.

Раньше в беседке часто можно было встретить Гленду. Даже если осознавать, что Гленда не настолько ребёнок, насколько выглядит, в её обществе всё равно было проще. Дикра не чувствовала себя, как единственное дитё, угодившее в общество взрослых. С ней было легко, а ещё она смотрела на Дикру, как на шумную малолетнюю помеху. Вот только теперь, когда Гленда снова нашла общий язык с Мастером, казалось, он старался её от себя не отпускать. Их редко теперь видели поодиночке, хотя в остальном поведение Мастера почти не изменилось. Он всё также не шёл на контакт, почти не проявлял эмоций. Дикру он пугал не меньше ведьмы. Очевидно же, что ему не было до хранителей дела! Он не пытался с ними общаться, чтобы случайно не привязаться, ведь считал их гибель неизбежной. И это притом, что только он в этом замке мог что-то противопоставить ведьме, коли силы хранителей на неё не действовали. Да и сил стало мало. А без них они слабы перед магией, как все прочие люди.

Сейчас Дикра не ожидала никого встретить, поэтому удивилась, заметив в беседке Эгиля. Сначала она по привычке испугалась, но решилась приблизиться, а не убегать. Эгиль её приближения не заметил, будучи сильно погружённым в раздумья, зато Дикра с более близкого расстояния приметила, насколько он выглядел усталым. Совсем нестрашным.

В этот момент Дикра впервые задумалась, почему всегда боялась Эгиля. Он был достаточно взрослым, чтобы осколок не воздействовал всегда фоном на окружающих, значит, дело было в образе. Но каким был этот образ? В замке Эгиль играл роль строгого отца. У Дикры осталось мало воспоминаний о её родном отце, однако она точно знала, что он был куда более пугающим человеком, а его строгость не была обусловлена заботой. А если ещё поднапрячь память, то можно было отметить, что на самом деле Эгиль был по-своему добр и очень терпелив. Он никому не отказывал в помощи, хотя часто делал вид, что делал это не по доброте душевной, а чтобы поскорее оставили в покое. Он часто не спал по ночам, в том числе и потому, что близняшки могли лунатить. Да, иногда они попадали в неприятности, но куда чаще их находил и возвращал Эгиль.

Дикра подошла ещё ближе, зашла в беседку, нервно вцепившись в прижатый к груди альбом. Когда Дикра положила вещи на скамейку, Эгиль вздрогнул, чуть ли не шарахнулся в сторону. Он ошарашенно посмотрел на пришедшую, но быстро взял себя в руки.

— А… Это ты… — растерянно пробормотал он. — Тогда я лучше пойду, — сказав это, Эгиль встал, намереваясь покинуть беседку.

Но Дикра остановила его. Сама того не ожидая, она схватила хранителя за руку. Как ребёнок, который испугался потерять в толпе отца. Не зная, чем объяснить свои действия, Дикра понимала только то, что не хотела оставлять Эгиля в покое. Одного.