Не так много времени прошло, как появился Мейлир. Нельзя сказать, что Фрейя его ненавидела, просто не получалось не конфликтовать. От чего-то весело было его подкалывать, выводить из себя в попытках сорвать эту маску вежливости и спокойствия. А вот его манера речи и попытки попрекать, навязать правила приличия и этикет правда раздражали. Элеонора из-за этого очень переживала и пыталась примирить, хотя точно знала — дальше словесных перепалок не зайдёт, да и те всерьёз не задевали и не обижали.

Близняшек Фрейя тоже определила как детей, которых нужно защищать. Несчастных, недолюбленных. Элеонора подтвердила это, шепнув наедине, что несмотря на внешнюю лёгкость и беззаботность, у девочек была тяжёлая жизнь. И хотя Фрейя была плоха в проявлении любви и ласки, она как могла помогала близняшкам почувствовать себя спокойнее в новом месте. Да только уберечь не смогла.

Приказ Фрейи эхом отдавался в голове Мейлира, а перед глазами всплывали увиденные раны. Нет, ему не впервой подобное наблюдать, ведь именно он лечил попавших в ловушки хранителей. Жутко было от осознания, что за этими ранами последует смерть, что вскоре подтвердили часы. Восемь часов. А вечером уже девять. Мейлир с трудом нашёл в себе силы выйти, чтобы убедиться — второй жертвой стала Элеонора. Неудивительно. Кристально ясно было то, что она не переживёт смерть Фрейи. Либо сломается и убьёт себя, либо ведьма найдёт её раньше.

Мейлир не планировал ложиться. После такого, кажется, не уснуть, даже будь такая возможность, но крепко вцепившаяся Мейнир не оставила выбора. Она слабо всхлипывала до тех пор, пока не уснула. Мейлиру приносило слабое облегчение то, что она ещё была способна на хоть какую-то реакцию. У него было не так много сил, чтобы вывести из глубокой апатии.

Ткнувшись носом в тёмные волосы, Мейлир тихо выдохнул. Медленно засыпая, он думал о том, какое же странное чувство юмора у судьбы, как любила она сводить вместе противоположности. Породнила правду и ложь, вечное детство и не соответствующую годам ответственность. Непреклонную волю, готовую на всё ради своих интересов, и мягкость, приносящую себя в жертву во имя других. Страх тянуло к его источнику, убийцу — к жертве. Жизнь и смерть полюбили друг друга, хотя были несовместимы даже по происхождению, а надежда держалась за того, кто совсем её потерял. Странное и местами жестокое чувство юмора.

***

Это место мало изменилось в будущем, но сейчас вместо затаённой опасности здесь витал дух смягчённой временем тоски. И лаванды. Запах с лавандового поля доносился даже до дома, но тонкий, еле уловимый, как призрак памяти о той, с мыслями о ком было засеяно то поле.

Окно было открыто, и Мейлир сидел на подоконнике и радовался погожему дню. Приятно, что когда тебе за пятьдесят и ты бывший король, никто уже не учит тебя, как жить и как себя вести. Приятно снять с себя груз ответственности, передав его сыновьям, и просто жить. Искать прекрасное в каждом дне, в каждой вещи, заботиться о саде и следить, чтобы букет возле портрета покойной супруги всегда оставался свежим. Иногда видеться со старшей сестрой, направлять детей, когда им нужен совет. Да, сейчас было очень славное время, но никогда не стоило забывать, что пришлось пережить на пути к нему.

День казался самым обычным, но Мейлир с нетерпением присматривался к дороге, которая вела к особняку. Не так давно с ним связался странствующий маг, который искал встречи. Вопреки всем событиям прошлого, Мейлиру нравилась компания магов, а подозрительностью он в свои годы не страдал от слова совсем, так что легко согласился.

Заметив странника, Мейлир сам поспешил ко входу, попутно приказав заварить чай и отнести тот в уже подготовленную гостиную. Резвость прошлого правителя, которая не соответствовала ни возрасту, ни титулу, уже давно никого в этом доме не удивляла, а на внезапного странного гостя смотрели как на очередную причуду. Чем бы чудак не тешился, лишь бы снова не впадал в траур, превращаясь на время в собственную тень.

— Добрый день! — с лучезарной улыбкой поприветствовал странника Мейлир и провёл за ворота.

— Доброго здравия, король, — ответил маг и тоже не смог сдержать улыбки.

— Можно просто Мейлир. В моих руках уже давно нет никакой власти.

— Хенбетестир, — представился он в ответ, хотя, конечно, уже сделал это в письме.

Мейлир снова улыбнулся и сказал следовать за ним, ведь не было никакого смысле вести беседу возле ворот. В гостиной куда удобнее, спокойнее, и туда как раз принесли чай с лавандой и лавандовую пастилу. Очень легко заметить неравнодушие Мейлира к этому цветку, но стоило попытаться что-то узнать, как он улыбался и умело менял тему.

— Чем же вызван ваш интерес к моей персоне? — поинтересовался Мейлир, когда слуга вышел за дверь.

Он выглядел таким дружелюбным, солнечным, что легко было забыть, в чьей компании находишься. Просто гостеприимный мужчина с морщинками вокруг голубых глаз, которые напоминали о небе в ясный летний день, и сединой, что легко терялась в светлых волосах. Даже его одежда на первый взгляд казалась простой, хотя общий вид был совсем не лишён элегантности.

— Мне очень хотелось узнать больше о человеке, которого маги продолжают вспоминать добрым словом.

— Правда? — Мейлир усмехнулся, а его взгляд на мгновение потускнел. — Сомневаюсь, что заслуживаю такого.

— Разве же? Всем известно, что вы хотели дать магам место в обществе наравне с людьми.

— Хотеть можно чего угодно, — пожал он плечами, — но это не имеет смысла, если не уходит дальше желаний. Не на то время выпало моё правление, чтобы исполнить задуманное… — Мейлир задумчиво посмотрел в чашку, где плавало несколько цветков, а сам чай из-за особой заварки тоже имел фиолетовый оттенок. — Впрочем, мой сын сейчас хорошо справляется с поддержанием мира. Хочется верить, что так будет и дальше, что маги в самом деле смогут спокойно жить в нашем королевстве. Жена была бы очень рада это узнать.